Незнакомая тревога шипит, как сода в моем кишечнике.
– Дверь была открыта, – объясняю я.
– Она сломана.
Логан щелкает в замке. Безопасность – его жизнь, так что сломанный замок будет раздражать беднягу, как последний пазл в головоломке.
– Что тебе нужно?
Она и понятия не имеет, кто я. Это заметно по оборонительной позе и обвинительных нотках в ее голосе. Некоторые женщины пытаются притвориться, что не знают меня, но я всегда могу сказать правду. Ее невежество весьма… захватывающе. Нет никаких ожиданий, никаких скрытых мотивов, нет причин притворяться, все, что она видит, она это получает. И все, что она видит, это я.
Мое горло вдруг пересыхает. Я глотаю, но это сложно.
– Ну, он отчаянно нуждается в пироге, – я указываю на Саймона. – А я… хочу принести извинения за тот вечер. Обычно я так не поступаю. Я был немного навеселе…
– По моему опыту, пьяные люди не будут делать тех вещей, которые не сделали бы трезвыми.
– Нет, ты права. Я бы подумал обо всех этих вещах, но я никогда бы не сказал их вслух. – Я медленно приближаюсь. – И если бы я был трезв… моя ставка была бы выше.
Она скрещивает свои руки.
– Ты пытаешься быть милым?
– Нет. Я не пытаюсь… это просто происходит.
Она хмурит брови, будто не может решить, злиться ли ей или смеяться. Я чувствую, как улыбаюсь.
– Как тебя зовут? Я не знаю, спрашивал ли раньше.
– Нет, не спрашивал. Лив.
– Странное имя. Ты болела, когда была ребенком? Я имею в виду Лив[12], потому что твои родители надеялись, что ты выживешь или они тебя просто не любили?
Ее губы складываются так, словно она пытается сдержать улыбку. И все-таки улыбка побеждает.
– Лив, Ливви – сокращенное от Оливия. Оливия Хэммонд.
– А, – я медленно киваю, – красивое имя. Подходит намного лучше.
Я не могу отвести от нее глаз. Не хочу ни в малейшей степени.
– Что ж, Оливия, я сожалею о своем поведении, когда мы впервые встретились, и я надеюсь, ты примешь мои извинения.
Черты ее лица слегка искривляются, на долю секунды, но я замечаю это. Она подходит к столу и начинает суетиться с упаковкой пирога.
– Без разницы. Я пережила это. Твои слова все равно были правдой. Это довольно очевидно, что мне нужны деньги.
Самоунижение в ее голосе и осознание того, что это из-за меня, делает мой голос резким.
– Оливия.
Она поднимает голову, смотря на меня. И мой тон смягчается.
– Мне жаль. Правда.
Эти темно-синие глаза пристально смотрят в мои несколько секунд, прежде чем она мягко говорит:
– Хорошо.
– Хорошо, – мягко возвращаю я.
Затем она моргает и передает пирог Саймону.
– Вы можете взять этот, ему два дня, поэтому я не буду его продавать. Он может быть немного суховат, но это за счет заведения.