такие. Думаешь, я бы построил империю, если бы боялся запретов каких-то недалёких бюрократов? Ты окончила университет, пора знакомиться с настоящей жизнью. А в ней побеждает тот, кто готов рисковать.
Ты готова пойти по моим стопам?
«Если о каких-то эпизодах тебе не хочется говорить, я пойму. – Голос доктора приобрёл нотку беспокойства. – Но хотя бы дай знать, как идёт процесс, пожалуйста».
«Я… вспоминаю. Потихоньку. И…»
Боль и шок будто нарочно подстерегали меня.
«После некоторых проблем со здоровьем… и после провала отца… У меня только мечта и оставалась, – я вдруг поняла: утаивать что-либо уже поздно, – но и эту мечту у меня отняли».
У меня ничего не осталось – кроме избитой шконки изолятора, мокрых от слёз скул и попыток отыскать смысл в происходящем.
Но иногда смысла нет нигде.
– Нет, нет! – картавила я в стиснутые кулаки, размазывая влагу по лицу и беспощадно скобля плечом холодную стену. – Так не должно было быть. Не должно.
Золотая карта Боуна стала для меня лезвием гильотины. А опустил её отряд оперативников КреаКортекса.
– Папа… папа! – Я повысила голос, взывая к самой себе. – Кто-нибудь…
Отец не услышит. Он из кресла-то встать не сможет.
Он и в лучшие годы не встал бы.
Дядя Шон. Он должен прийти. Он всегда помогал мне.
Я принялась сосать коросту на запястье – следователи выкорчевали оттуда мой чип. Все мои данные.
Пустая злоба свела мышцы в тугие тросы. Если во Вселенной и существует какая-то карма – то она только что уничтожила меня, отомстив за то, что Тай Пейшенс решила вновь начать мечтать.
Денис. Так я хотела назвать сына.
Сын всегда представлялся мне, как наяву – здоровый, радостный. Я часто думала о том, чему бы мне хотелось научить его, моего мальчика.
Праздные размышления, не более – он ведь, скорее всего, никогда не увидит меня.
Он даже не узнает, кто его мать. На ночь ему будет читать та, кому я продам свой генокод. Та, чьи гены давно уже сделали бессмысленной всякую попытку предсказать, какое онкологическое безумство они выкинут в ближайшее время.
Я жила мечтой все эти годы, проведённые в своей грязной каморке. Мечтой, которая родилась, когда я получила отчёт: мой геном стабилен. Онкосингулярность ещё не превратила его в безумный принтер, печатающий смертные приговоры.
Я могла бы стать матерью.
Уже на первом курсе я досконально знала механизм рождения нового человека. На втором я знала, как заставить человека родиться таким, как надо.
А на третьем случилась онкосингулярность, и никто во всём мире больше этого не знал.
Природа ни за что не уступит последнего слова. Как бы мы её не теснили, она лишь выжидает случай для ответного удара.