Глаза Зипунова вновь покрылись мечтательной поволокой, и я был отпущен без всяческих подозрений, а также с обещаниями написать письмо в соседний город и добиться, чтобы бывший налетчик теперь числился за нами.
На следующий день я нанес визит в камеру Петра Рафаиловича Керемета. Оказалось, Керемет - это не уголовное прозвище, а вполне законная фамилия. Странно: теперь этот человек отбросил всякую неразговорчивость и даже оживился при виде меня, как при встрече со своим добрым знакомым.
- Да, здорово вы меня тогда по макушке... А правду говорят, что вы из бывших?
- Правда... Приступим. Ты, Петр Рафаилович, родился, судя по материалам дела, в городе Феодосии.
- Истинно так, барин.
Может быть, следовало укоротить его манеру так ко мне обращаться как-никак я был помощником прокурора Советской республики. Но я решил, что ввиду необычной темы предстоящего разговора нам не помешает нотка доверительности.
- Хороший край... Ты был там сыном уважаемого человека, чем же тебя не устраивал этот жребий? - спросил я его со всем возможным дружелюбием.
- Тем же, что и вашего друга, - улыбнулся он мне своими ослепительными зубьями.
Это стало уже слишком далеко заходить.
- Мой друг никого не грабил и не убивал.
- Да, но зато все вы заставляете убивать и грабить других... О, из самых благороднейших, разумеется, побуждений! Чтобы отыскать вдохновения для новой поэзы... О, императоры нероны на почве российской жизни!
- Однако ты порядочно образован... и хамоват.
- Посадили человека в каменную клетку, а хотите от него вежливого обращения! Здесь в камере стенка подтекает, в вашей России осень, сыро, а у нас в Крыму самая прелесть сейчас и есть...
- Почему же ты от этой прелести ушел, бросился в сырую Россию?
- А скучно... Ведь так хочется много жизней прожить, перепробовать! Может, в одной был бы я честным караимом и храм Господень с усердием бы посещал, а в другой ворую вот... Но поскольку не можем мы с вами быть уверенными, что жизней-то много, пришлось в одну все втиснуть...
- Как это?
- А вот так! Я ведь, когда в тюрьме был, не пропадал. Все себе и другим сам делал... Потому что множество чего я умею. Я даже городовым был, недолго, правда, три месяца в Екатеринодаре, уж больно дело постылое и...
Тут мой подопечный прибавил непотребный эпитет, но я не остановил его чувство близости к цели все больше окрыляло меня.
- Думал я иногда... хорошо бы и зверьем каким побыть или бабой... хотя баба больше презрения и недостойна, но был же я нищим...
- Нищим?
- Был. Ходил, побирался, пел. Да и с этим вашим поэтом...