- Да, хорошо вы пляшете, барин. Потешили меня... - Подленькая улыбка зверька явилась на его мелких щеках, ибо лицо этого человека неумолимо менялось, являя черты то породистого дворянина, то последнего лакея. - Кому хотите сделать амбу? Кого велите убить?
- Никого. Разве что самого себя.
- Это будет вам сложнее...
- Но убить, чтобы воскреснуть к новой жизни, к подлинной жизни нестяжателя и святого.
- Да вы Бог ли, чтобы предлагать такое? Или святой угодник? Вы просто барин, лощеный петербургский барин - и больше ничего.
Однако когда я начал объяснять Керемету существо дела, он сразу потерял насмешку, сгорбился, испугался, но слушал внимательно. Попросил день подумать.
- Ты желаешь слишком многого для человека твоего положения, - сказал я ему. - Тебе грозит расстрел, и только я могу представить твои преступления стихийным протестом против остатков буржуазного мира и определить на полгода в теплую недалекую колонию! Но с учетом того, что мое дело не терпит насилия, я даю тебе время на то, чтобы взвесить мои слова.
Как я и ожидал, Керемет согласился. Немного сложнее было уговорить Зипунова, ибо я и перед налетчиком был намерен честно исполнить свои обещания.
В приемной царила чехарда - в стране затевалась административно-территориальная реформа. Даже такой заметный по энским меркам человек, как я, должен был ожидать почти десять минут. За это время я успел узнать из нового большого плаката, что, оказывается, старые добрые губернии, уезды и волости "носили при царизме полицейско-фискальный характер и отражали угнетательскую колониальную политику царизма и империалистической буржуазии, новые же советские социалистические территориальные образования будут способствовать наилучшему управлению рабоче-крестьянской республикой и в конечном счете приближать победу коммунизма - заветного счастья всех трудящихся".
Все это немного развлекло меня на протяжении всего ожидания, но вскоре я начал недоумевать: а почему вся эта суета происходила в отделении народного комиссариата внутренних дел? Я уже привык к тому, что по любым делам власти в Энске нужно обращаться к Зипунову, но таков был приватный порядок, тут же я видел проявления деятельности официальной.
Я увидел в коридоре заместителя нашего Богдана Степановича, и от него, к удивлению своему, узнал, что действительно Всероссийский съезд Советов поручил именно наркомату внутренних дел произвести эту реформу и определить границы новых территориальных единиц - районов и областей.
Сперва я возмутился - не вслух, конечно, - но потом одернул себя. Какая мне, в сущности, разница, правят в этой стране полицейские или святые? Что-то внутри пискнуло: это же твоя родина. Но я укоротил себя: моя родина не это, не Зипунов, не напуганные нэпманы из казино на Большой Советской, не баба, рожающая детей, а только странные люди. Моя родина и родные - это мой друг, его Аленушка, учитель Свешницкий, Елизавета Павловна, отец Медякин, Керемет, даже Иуда! Пусть лучше Иуда, чем зипуновы нынешние, будущие и прежние, вроде пристава Второй Адмиралтейской части, моего, к стыду сказать, близкого родственника.