- А вы знаете, что вам уже повезло? - перебила меня Свешницкая, и я с удивлением посмотрел на нее. Поразили меня не столько ее слова, сколько их тон и странная улыбка. Раньше я никогда не видел у этой девушки такой улыбки - лицо будто расширилось, и ощущение какого-то глубокого довольства победой появилось на нем, словно достигнута цель жизни. Скажу, что такая улыбка бывает иногда у мадонн, смотрящих на свое дитя. Я как будто в первый раз взглянул на Свешницкую и увидел, что у нее широкие скулы и что-то монгольское в лице, казалось, торжествующе смотрит на меня азиатская улыбающаяся статуя.
Мы немного постояли друг против друга молча, и я наконец тоже натянул в ответ какую-то из улыбок и смог спросить:
- Почему же мне... повезло?
Она таким же тоном, словно я был поверженный враг, а она добивающий врага самурай, проговорила:
- Потому что первый доброволец уже нашелся.
Когда она это сказала, все сразу переменилось. Жертва вскочила и надумала обороняться, говорить быстро. Я спросил, и вопрос мой уместился в долю мгновения:
- Так это вы?
- Да.
- Не получится.
- Почему?
- Нет мотива.
- Что ж... все другие могут захотеть стать странными людьми, а я нет?
- Лекарство не испытано... Я не могу разрешить.
- Но мне надо. Я не могу больше ждать!
- Почему ждать? Вы только что от меня услышали...
- Мне нужно запечатлеться у вас в памяти. Мне нужно, чтобы вы меня помнили каждую секунду! А для этого нет средства другого... Так что давайте свой порошок.
- Но, Елизавета Павловна, милая, это опасно!..
- Никакая я вам не милая. Вот отдадите порошок - буду милая. Пока я вам никто.
- Почему же никто? Вы мне добрая знакомая и...
- Я вам обычная провинциалка, вдобавок не самая красивая. Таких, как я, можно попытаться соблазнить, а можно определить себе в подруги и знакомые. Это дело вкуса и времени. Ведь честно скажите: все так?
- Да, может, и так, но зачем вам я? И на что вам сдался я?
- Мне с вами интересно. Вы сами говорили... Это и значит, что я вас люблю.
Она склонила голову набок и спрятала лицо, как дитя. Однако не заплакала - по крайней мере я не увидел.
Когда нужно стало что-то говорить, я сказал:
- Лекарства я вам все-таки не могу дать... Это было бы совсем уж безответственно! Да вдобавок надо разобраться и подумать...
- Да, вы правы, разобраться и подумать, - спокойно, только уж слишком четко и тихо повторила она мои слова. - А я пока пойду, можно?
- Да, конечно, идите. Мы скоро увидимся.
На следующий день все было готово для инъекции Керемету. К тюрьме была вызвана медицинская сестра, которой сказали, что нужно сделать укол глюкозы. Она, сам вор и тюремная охрана ждали меня, но я так и не пришел.