И профиль был так нежен и так тонок,
И так легки касанья тонких рук!
В глазах ее, всегда как будто сонных,
Как в озере, где дна не увидать, —
Богатство чувств и мыслей затаенных
Порою можно было угадать.
Некрупный лоб, и матовый и гладкий,
Густых волос венчала теплота,
И чистота сквозила в каждой складке,
И страсть была в капризной складке рта.
Поджавши ноги в уголке дивана,
Она могла часами звать мечту…»
Так автор пухловатого романа
Описывал девичью красоту.
Я отложил роман, твердивший «ятью»,
Что мы — ОНИ и женщины — ОНЕ,
И образ захотел расшифровать я,
Так ласково преподнесенный мне,
Я сбросил лирику — и что же оказалось?
Из–под пушисто–теплого платка
Мелькнули барская дремота и усталость,
Безделье, лень и сытая тоска.
За вязью строк изысканно–лиричных
Я увидал типичный силуэт
К работе непривычной, анемичной,
Никчемной барышни прошедших лет.
Налет эротики ласкающий и тонкий
Давал понять любителям «мечты»,
Что главное в «беспомощном ребенке» —
Наличие столь ценной «чистоты».
И сон и лень — все плюсы. А к тому же
Отмечена особенно черта
Для будущего холеного мужа:
«И страсть была в капризной складке рта…»
И я подумал: «Вот, в десятке строчек
Зияет пропасть: нынче и вчера!
А ведь роман не так чтоб старый очень
И сделан тонким мастером пера.
Но в свете нашей молодой культуры,
Перевернувшей дыбом старый свет,
Звучит сильней любой карикатуры
Вот этот вот девический портрет.
Мы тоже пишем пьесы и романы
И помним о любви и о весне.
Но строить жизнь, водить аэропланы
У нас умеют прежние «оне».
Кидая взоры с высоты надземной,
Подруги наши обгоняют птиц'
И нашим девушкам смешон полугаремный,
Ленивый образ млеющих девиц.
На фабрике, в колхозе, на рабфаке
Им некогда «часами звать мечту»,
И не оценят принцы в модном фраке
Их смелую, простую красоту.
В них кровь кипит и молодо и бурно,
Их смех и шутки звонки, как картечь,
Они сжились с костюмом физкультурным,
Свободны их движения и речь.
Их взор не спит. И телом загорелым
Они крепки, как их родивший класс.
И не отыщешь в мире целом
Таких улыбок, как у нас!
1930
Кружку рабочих–сатириков
при «Крокодиле» посвящается
Пылают дни, как в домне жаркой,
И час — как день, и день — как год.
Сметая церкви и хибарки,
растут дома, встает завод.
Й тот, кто дома месяц не был,
Вернувшись, долго трет глаза:
Здесь — новый дом глядится в небо,
А там — бульваром стал базар.
Й там, где, кляч пугая сонных,
Булыжник корчился ребром, —
Автобус желтый, как подсолнух,
Упругий пробует гудрон.
«Сегодня» убегает в «завтра»,
Далеким сделалось «вчера»…
И злобу дня не может автор
Поймать на острие пера.
Напор и темп сильнее прачек