Здесь не место рассматривать этот новый этап внутренней борьбы в Польше, который выходит далеко за рамки нашего рассказа о годе великого перелома.
В то время, о котором говорим мы (и об этом следует помнить), несмотря на все инструкции, с одной стороны, и все трудности — с другой, люди доброй воли из старого государственного аппарата, в том числе сотни офицеров и тысячи бывших солдат АК, шли на работу и в армию, искренне воодушевляемые лучшими намерениями, чувством гражданского долга, глубоким патриотизмом. Они, хотя им было очень трудно, выполняли свои обязанности так хорошо, как могли; среди растущей неприязни они шли на фронт, проливали там кровь и так же, как пепеэровцы, гибли от пуль «неизвестных преступников». Несмотря на все внутренние колебания и внешние препятствия, они внесли огромный вклад в строительство фундамента народной Польши. Имена многих из них значатся в списке славы павших воинов народного Войска Польского.
Но были и другие — те, что не пошли с нами. Их имен не вспоминают. Наверное, это правильно, но без них история тех месяцев не может быть понята более полно, чем до сих пор.
Рассказывает старший сержант З. З., бывший подхорунжий офицерской школы танковых войск в Хелме:
«Командира роты я знал больше года, еще с партизанских времен, я служил в его отряде. Политика меня тогда не интересовала, но знаю, что мы были в Батальонах хлопских, а потом в Армии Крайовой. Поручник пользовался большим авторитетом, о людях заботился, операции ему удавались, и притом он отличался безумной смелостью, а людям в лесу такое нравится. Он был намного старше нас и уже получил два ранения.
В августе мы всем отрядом и, по-моему, без всяких задних мыслей вступили в народное Войско Польское. Часть людей вместе с нашим командиром — а до войны он был танкистом, кадровым старшим сержантом в танковом батальоне в Журавице — направили в Хелм, в офицерскую школу танковых войск. Он получил звание капитана и стал командиром роты. Я был подхорунжим. Нет, нам, конечно, не нравились плакаты «против АК и правительства в «Лондоне», но мы уже освоили танк, недалек был выпуск, предстояло идти на фронт. В начале марта 1945 года я нес караул в танковом парке школы вместе с 12 подхорунжими. Как-то после полуночи меня вызвал часовой, стоявший у ворот парка. Я увидел группу вооруженных, готовых к маршу подхорунжих своей роты и капитана. Не могу воспроизвести тот разговор — так я был ошеломлен тогда. Теперь-то я думаю, что капитан не вовлек меня в подготовку, потому что в последнее время я болел и находился в изоляторе, а предупредить меня он даже не счел нужным. Слишком уверен был в своем влиянии.