Я легко управляю краном, он послушен мне, повинуется малейшему движению моих пальцев. Я уже почти не слежу за ним, иногда устремляю взгляд куда-то вдаль. Напротив старинное здание научно-исследовательского института. За огромными окнами вижу кабинеты, письменные столы, чертежные доски, лаборатории, белые и голубые пятна — это люди в белых и голубых халатах, — очки, безмолвно шевелящиеся губы, двигающиеся руки. Здесь рождается будущее, мое, твое, наше… Смотрю вниз на улицу; там снуют люди, они куда-то спешат, останавливаются, одни стараются держаться в тени, другие, наоборот, тянутся к солнцу, идут по солнечной стороне, одни выходят из трамвая, другие садятся в него, и трамвай со звоном и грохотом мчит их к главному проспекту, где они растекаются по переулкам… Вечное кипение жизни, сложный лабиринт, в котором переплетаются миллионы личных судеб с интересами общества… И я — деталь в этом огромном механизме. Деталь с изъяном в ответственном месте. Обанкротившийся руководитель. Но не теряю надежды остаться человеком.
— Уверен, что остался человеком, — произношу я вслух и шире раздвигаю вентиляционное окно. Ветер швыряет мне в лицо раскаленный, дымный, сухой воздух, его выдохнул город.
Слышу, кто-то кричит внизу:
— Эй, Апостол, как тебя там!
Я выглядываю из кабины. Вижу только плечи и светлую курчавую голову. «Разум венчает все это, подобно монаршей короне»…
— Чего тебе? — спрашиваю я.
— Наконец-то! Ты что же обедать не слезаешь? Или свежим воздухом питаешься?
Я спускаюсь вниз.
5
Вечером в рабочем общежитии меня дожидается Митю Тилл, бодрый, свежий, отдохнувший, побритый. Он не такой толстый, как в пятьдесят шестом году, и выглядел бы, пожалуй, моложе, если бы не две глубокие складки над черными бровями.
Возбужденный, радостный, он тащит меня в ближайший ресторан ужинать, говорит, что сегодня он мой должник, ведь как-никак я целый день работал за него.
«Заработал ужин, — думаю я. — Ну что ж, и то дело».
Молоденькая официантка стоит в дверях между буфетной и залом. Тилл подзывает ее.
— Скажите, дорогая, какое у вас самое лучшее блюдо?
Девушка торопливо идет за меню. Тилл оценивающе смотрит, как она виляет бедрами, и, покачивая головой, говорит:
— Эту впервые вижу здесь. Хороша, черт возьми.
Девушке не больше восемнадцати лет, она высокая, кажется, немного худощавой, но, успев окинуть ее взглядом с ног до головы вблизи, я убедился, что все, как говорится, при ней.
Когда девушка подходит к нам вновь, Тилл говорит ей:
— Ваше начальство должно день и ночь молиться на вас, милая барышня. Пока вы здесь, это заведение будет процветать.