1
Приемная залита солнечным светом, одна стена, сплошь стеклянная, чуть наклонена. Перед ней — цветы, вдоль остальных стен тоже цветы, посредине стол, как стеллаж в ботаническом саду, по бокам его в глазированных горшках гладиолусы. Между ними сидит секретарша — хорошо сохранившаяся седая женщина лет под пятьдесят — и вяжет. Я вхожу, она поднимает на меня глаза, откладывает в сторону вязанье, снимает очки и кладет их на него.
— Товарищ Мате? — спрашивает она елейным голосом.
«Как в санатории для нервнобольных», — мелькает у меня мысль.
— Меня вызвал товарищ управляющий, — отвечаю я. Солнечные лучи, отраженные от стекла на столе, рассыпаются по бледно-зеленой стене комнаты.
— Присядьте, пожалуйста, — указывает она на кресло. — Товарищ управляющий просил извинить его, он приедет через несколько минут. Специально звонил по этому поводу.
Лестно, думаю я и, плюхнувшись в кресло, любуюсь, как солнечные блики скользят по лепесткам цветов.
В обеденный перерыв Борош сказал, что меня вызывает управляющий. Зачем? Он и сам не знает, ему передал прораб, а тому — начальник стройки… Явиться к часу дня. Пообедав, я помылся, переоделся.
— Хотите кофе? — предлагает секретарша.
— Спасибо, не хочу.
Однако же приветливо встречают здесь подсобного рабочего.
— Вы что, не любите кофе? Или у вас повышенное давление?
— Нет, нормальное, впрочем, в последнее время мне не до него.
Женщина вздыхает. Достает кофеварку, наливает в нее воду и включает.
— Я все-таки сварю. Может быть, запах кофе раздразнит вас.
— Большое спасибо.
— Вы, кажется, инженер? — Она снова усаживается на свое место, надевает очки, щурится, глядя в мою сторону, затем снимает очки и продолжает смотреть на меня. Глаза у нее красивые, ясные, голубые, в уголках почти нет морщин.
— Откуда вы знаете? — спрашиваю я упавшим голосом. Ее очарование вмиг улетучивается, кажется, что солнечный свет и цветы тоже утрачивают свою яркость, только щебетание птиц в саду остается чистым и ясным.
— Товарищ управляющий сказал. Поэтому и вызвал вас. Разве вы не знали?
— Теперь знаю. Спасибо.
Кофе готов, я охотнее выплеснул бы его и только из приличия беру чашку. Рука моя на мгновение останавливается. «Надо бы встать и уйти». Затем все же подношу чашку ко рту. Но мозг продолжает сверлить та же мысль: «Зачем я жду этого человека? Брошу все к черту — стройку, общежитие, все…»