Я понимал, что означает арест Пали. Это уже не игра. Бедняга предчувствовал беду, нет-нет да и скажет — конечно, всегда в шутку, как бы балагуря: вот увидишь, придут в один прекрасный день, возьмут меня за ухо, как в школе учительница математики, когда собиралась дать пощечину, и уведут в каталажку. Там-то я отосплюсь, весь день буду отдыхать. Из его уст слышал я и о пытках. Что бы они ни делали, из него не вырвут ни одного слова, не раз говорил он тем, кто приходил к нему в кабину у лодочной станции. В таких случаях товарищи обычно уговаривали его выкинуть из головы эти мрачные мысли, мол, дело до этого не дойдет, все как-нибудь обойдется. Пали повторял, что нужно готовить себя к самому худшему. Это необходимо, как закалка спортсмену, если он хочет выйти победителем в состязании. Иначе получит травму. И начинал перечислять способы истязаний, сопровождая это характерными звуками ударов, пощечин, пинков. Все ругали его, мол, страх нагоняешь; только Аранка молчала.
— Необходимо все предусмотреть, — говорил Пали. — Тогда не застанут врасплох. Какой бы вид пытки ни применили, я буду думать про себя: «Ага, это я уже знаю». И тогда человека не сломить.
«Бедняга Пали, — думал я. — Вот и началось для тебя состязание. Дай бог, чтобы все было так, как ты заранее предусмотрел, чтобы пошла на пользу твоя система тренировки и…»
Вдруг меня резанула мысль: а что, если она даст осечку и у него под пытками все выведают? Если он сознается, скажет, что действительно встречался там-то и там-то, с тем-то и с тем-то…
Я не на шутку встревожился, когда узнал, что в тот же день точно таким же путем арестовали и Аранку. Мне сообщил об этом парень в очках, с длинной, как у индюка, шеей, по которой вверх и вниз двигался здоровенный кадык.
«Теперь моя очередь», — цепенея от страха, думал я. Если в цех входил посторонний, у меня начинали дрожать руки, кран в таких случаях шарахался из стороны в сторону, внизу поднимался крик, а я сваливал вину на ток, мол, где-то замыкает.
Прошли две недели, полные тревог и волнений. А потом нежданно-негаданно на завод пришел Пали.
Когда я услышал, не поверил своим ушам. Моментально соскочил с крана и бросился было в механический, но бригадир остановил меня и заорал:
— Куда бежишь как угорелый? Хочешь посмотреть на того коммуниста? Он не Иисус Христос, чтобы на него глаза пялить, как на чудо господне.
Мне волей-неволей пришлось вернуться на кран и не удалось улизнуть до самого обеда. Когда я прибежал к нему, Пали, повернувшись лицом к стене, стоял у рабочего стола и что-то ел из бумажного кулька. Не знаю, следил ли кто за мной, — я никого не замечал вокруг, уж очень спешил к нему. Хоть я по натуре и не сентиментальный, во мне тогда такое происходило, что, пожалуй, не удержался бы и обнял его.