— Сдав экзамены на аттестат зрелости, я почти год работал на заводе, затем подал заявление в университет. Как-то раз товарищ Гергей пригласил меня к себе…
Он все говорит, говорит, и я окончательно убеждаюсь, что ему ничего не известно. В ту пору Пали Гергей работал в профсоюзном комитете, ведал подготовкой кадров. Он хлопотал хотя бы об одной стипендии, а потом добился еще двух.
— Сколько вам лет, товарищ Кёвари?
— Двадцать три.
— Ну, вы совсем уже мужчина, можно сказать, зрелый человек.
— Тем не менее многие обращаются, как с мальчишкой.
— Будь здоров, — чокаюсь я с ним, предлагая там самым перейти на «ты».
— Да я не в этом смысле, — испуганно оправдывается он.
— Будь здоров, — повторяю я.
— Будьте здоровы, дядя Яни, — тихо лепечет он.
— Выпьешь еще?
— Спасибо, налейте.
— Говори «налей». Переходи на «ты». Это только поначалу трудно, потом привыкнешь.
— Пожалуйста, налей. Пьем.
— Рассказывай о себе, — говорю я. — Окончишь, станешь инженером, активным строителем жизни. Перед тобой открыты все дороги.
— Ну что ж, об этом можно потолковать, — не без иронии говорит он.
— Не только можно, но и нужно. Рассказывай. Мне очень интересно послушать.
— Ты директор завода. Что тебе рассказывать?
— Директора завода будешь называть на «вы». А сейчас ты разговариваешь со старшим товарищем, ночью, на лодочной станции, кругом тишина, с набережной долетает запах роз, звенят комары… Чего еще не хватает?
— Завидую тем, кто имеет такой домик.
— А еще чему завидуешь?
— Тому, что ты директор. В сорок лет.
— В тридцать девять.
— Тем более… — Он становится смелее. — Среди стипендиатов моего курса нет ни одного, чей директор был бы моложе тебя, хотя немало заводов и поменьше нашего.
— Мне и в голову не приходило, что мой возраст может стать предметом какого-то соревнования.
— В этом нет ничего зазорного. Мы гордимся тобой, тем, что у тебя такие способности, что ты сумел так быстро продвинуться вверх.
— Нечто вроде спортивного рекорда? Этим гордитесь?
— Если хочешь, то да. Есть такие, кто застрял в самом низу шеста, еле-еле держится, того и гляди сорвется. А ты забрался на самый верх.
— Все более поразительные вещи я слышу о себе. А еще что ты скажешь?
— Что у тебя есть машина «рекорд-62».
— Вот тут ты ошибся, вас не обо всем правильно информируют. Как вижу, кое о чем, что происходит на заводе, вы плохо или совсем не осведомлены. Не «рекорд», а «москвич». Да и того уже нет.
— Не понимаю.
— Два года мы не выполняли план. Я не мог внести очередной взнос за домик на Балатоне.
— Все-таки не стоило продавать машину.
— Согласен, не стоило. Зато хоть со скрипом, в рассрочку, но все же выплатил ссуду.