1
Нас сфотографировали у заводских ворот в апреле сорок пятого года, в день возвращения Пали Гергея.
Мы расчищали от развалин склада задний двор, извлекая из-под щебня все, что могло пригодиться, когда кто-то промчался мимо и издали крикнул:
— Пали Гергей у ворот! Там такая баталия началась.
Я бросился туда.
— Подожди! — крикнул В. Папп и припустил за мной.
Я прибежал к воротам в разгар потасовки. Худощавый, высокий брюнет — это был действительно Пали — отвешивал оплеухи низкорослому, тщедушному, плюгавому типу в изодранном пальто, в рубашке с распахнутым воротом, в фуражке. Если бы мне не сказали, что это бывший начальник отдела найма Гоац, я ни за что бы не узнал его. Оплеухи обрушивались на него, как при замедленной киносъемке.
Вахтер — он поступил к нам на завод позже и поэтому не знал Пали — с недоумением наблюдал за происходящим, засунув пустой рукав в карман, а другой рукой возбужденно жестикулируя.
— Этот долговязый, — ткнул он в сторону Пали, когда я подошел, — хотел пройти напролом, я, конечно, не пропустил. А господин Гоац как раз подъехал. Не успел я пропустить его, как этот тип набросился на него.
Низенький человечек стойко принимал удары, как чучело-силомер в городском саду; лишь изредка он откачнется назад, но тут же выпрямится, по-прежнему оставаясь на месте. Ярость Пали, видимо, еще не иссякла, вспышки ее то и дело повторялись, он толкал человечка в грудь, тесня его на самый край тротуара, тяжело дышал и наносил все новые и новые удары. Затем вдруг крикнул:
— Защищайся, скотина!
Йошка В. Папп, словно подхлестнутый этими словами, заорал во всю глотку:
— Браво, товарищ Гергей! Разбей подлецу морду!
Пали уже занес было руку, но голос Паппа остановил ее, удара не последовало. Он повернулся. Увидев меня, подбежал, обнял.
— Яни… Яни… Яни…
2
Первое партийное собрание состоялось в старой столярной мастерской. В узком и длинном помещении вместо окон зияли пустые проемы, задняя стена была изуродована основательной пробоиной, крыша кое-как держалась на стойках.
Мы начали уже в сумерках. Над трибуной, сколоченной из старых досок, на оголенном проводе висела чуть мерцавшая лампочка, под ней, словно каменное изваяние, стоял худой Пали в своем суконном костюме, полученном от Общества помощи пострадавшим на войне. В сарае было холодно, в оконные проемы врывался пронизывающий до костей ветер. Пали ждал, когда сидевшие на скамейках утихнут, но и в наступившей тишине продолжал молчать, окидывая глубоко запавшими глазами ряды собравшихся. Наконец глуховатым голосом он произнес: