Это предложение скорее ущемило мое самолюбие, чем польстило мне. В ту пору мы много говорили о высоких требованиях, предъявляемых к нам, старым участникам движения, и каждый из нас действительно проникся чувством ответственности за все, что делается на заводе. Занять место Ленерта? С какой стати? Я не брезгую никакой работой, но не вижу необходимости менять кран на чернильницу. Я горю желанием созидать, действовать, смело брать на себя ответственность. Но если говорить откровенно, положа руку на сердце, где-то в глубине души чей-то голос нашептывал мне: ведь стал же такой-то директором, тот заправляет в министерстве, а этот занял руководящий пост в партии, тот стал уездным секретарем, а этот — послом… Правда, я моложе любого из них.
Когда я отказался от места Ленерта, Пали Гергей как бы между прочим сказал:
— А не все ли равно, с чего начинать, Яни. Скоро всем станет ясно, кто чего стоит, к чему стремится, на что способен. Именно это и будет иметь потом решающее значение. Это точно так же, как весенний сев. Когда бросают зерна в почву, не знают, какое из них прорастет и какие даст всходы, все прояснится значительно позже.
Но я стал возражать ему, доказывать свое. Это разозлило Пали.
— Ишь ты, сразу и нос задрал, в двадцать один год подавай тебе пост премьер-министра! Так, что ли? — сердито бросил он мне.
— Кто это задирает нос? — возмутился я и ушел.
Прошло не меньше двух лет, а я все продолжал работать на кране. Нашлись и такие, кто похваливал меня за мудрое решение не забираться на огуречное дерево, поскольку-де стебелек у него слабый, переломится. А другие с лицемерным сочувствием удивлялись (В. Папп, например), что случилось со мной, уж не проштрафился ли я чем? Не запятнал ли себя?
Мне одинаково были ненавистны как похвалы, так и сочувствие, и все больше я злился на Пали. К тому времени с нашего завода многие выдвинулись: нашелся среди них и посол — вместо Гергея взяли седовласого, горластого слесаря Лайоша Абеля, трое стали директорами заводов, многие заняли высокие руководящие посты в многочисленных учреждениях и партийных органах. После того случая, когда Гергей предложил мне место Ленерта, он никогда не заговаривал со мной на эту тему и, по всей вероятности, пресекал всякий интерес ко мне извне. Почему? Из зависти? По злобе?
Но вот как-то раз к нам пришел работник райкома партии вместе с каким-то штатским. Расположившись в директорском кабинете, они пригласили сначала Гергея, а потом меня. Штатский подробно расспрашивал о моем прошлом, а под конец сообщил, что я отобран на офицерские курсы, через полгода, мол, смогу стать майором, подполковником или даже полковником в зависимости от успеваемости. Спросил мое мнение на этот счет.