– Яша, уймитесь, – проворчала Юля. – Лучше работайте. Будет больше пользы. Не знаю, что там насчет кулака, но войска уходят. Они идут через город уже второй день и никак не могут остановиться.
– Скроются под Севастополем как тридцать три богатыря в пучине морской, – заявил Гринберг и вздохнул. – Ладно, не обращайте внимания, Юлия Владимировна. Я просто так спросил, не дурак же. Но ведь мы сознательно губим наши коллекции. Посмотрите, как эти вот грузчики с ними обращаются! Разве эти сокровища доберутся до Тбилиси? Ведь им нужны особые условия – влажность, температура хранения, состояние покоя. Вы обратили внимание, что Кустодиев покрывается кракелюрами? Он же просто осыплется!
– Предлагаете никуда не везти?
– Это очень непростой вопрос, Юлия Владимировна, – с тяжелым вздохом ответил Гринберг. – Может быть, стоило все это оставить здесь. Я не знаю. Ведь не полные же вандалы эти немцы? У них замечательная культура, выдающиеся композиторы, живописцы. Они ими так кичатся! Разве поднимется у них рука все это уничтожить?
– Уничтожить – не поднимется, – сказала Юля и печально улыбнулась. – А вот увезти к себе в логово и разместить по частным коллекциям, где их никогда не увидит простой народ, это вполне возможно. Вы собрали свои вещи, Яша?
– Не поеду никуда, – буркнул Гринберг и отвернулся. – Провожу вас в порт, закончим погрузку и домой вернусь. Вы же знаете, Юлия Владимировна, что мои родители очень больны. Они нетранспортабельны, да и сами не хотят никуда уезжать. Повторяю свою мысль. Ведь не варвары же эти немцы…
– Яша, вы очумели? – ужаснулась Юля. – Как вам в голову такое пришло? Простите меня покорно, но вы ведь еврей, да? Вы знаете, что немцы делают с евреями? Вы не читаете газет, не слушаете радио?
– Ах, оставьте, Юлия Владимировна, – отмахнулся Гринберг. – Не хочу никого обвинять, но нам ли не знать о прелестях советской пропаганды? Она из любого человека сделает беса, если в этом кроется политическая выгода. Прошу понять меня правильно, я вовсе не антисоветчик. Но лично вы хоть одного убитого еврея видели? Я вполне допускаю, что советская пресса несколько преувеличивает. Не уговаривайте меня, я принял решение, остаюсь. Как можно уехать и бросить на произвол судьбы отца и мать? Вы бы покинули своих родителей? Ваше счастье, Юлия Владимировна, что они проживают не в Крыму, и вообще вы человек приезжий. Вы злитесь на меня, коллега? Зачем вы хватаете в одиночку этот окаянный ящик? Давайте помогу.
Они доволокли опечатанный контейнер до выхода из зала, чтобы грузчики лишний раз там не топтались. Юля присела на него, чтобы отдышаться.