— Когда в деревне у нас делили землю, мой отец и я думали: надо всем мужикам сорганизоваться в деревенскую коммуну. Отец говорил: «Справедливость может тут найтись. Последняя надежда — она, эта коммуна. Человеческая она». И еще сказал даже так: «Божеская». Я думаю, что и турецкий крестьянин, батрак и издольщик, должен такую же мысль иметь. И вот вопрос: позволит ли ему полумесяц на его турецком знамени когда-нибудь до коммуны дотянуться?
— По-вашему, его цель — коммуна?
— Обязательно! Мечтает каждый, даже самый темный…
— Нет, пожалуй. Темный всего от аллаха ждет, — задумчиво проговорил Фрунзе. — А решит этот вопрос большой труд поколений. Поняли?
— Не могу поверить, чтобы мужик дела не понимал, — возразил Ваня. — Мой отец, разве он ученый?
— Жизнью наученный. А знамя, запомните, сам народ вышивает. Свое!
— Вот и говорю, сам и возьмет, когда мечта доймет, да и к полумесяцу черточку приделает. Станет серп!
— Не фантазируйте попусту, — засмеялся Фрунзе. — Детская болезнь!
Под конец караванного пути произошла еще одна любопытная встреча.
Уже двенадцатый день шел караван. До станции Яхшихан на узкоколейке Ангора — Сивас, о которой рассказывал в Кескине инженер — начальник завода, осталось полтора часа пути. Из фургона в хвосте вдруг послышался высокий тенор:
Средь шумного бала, случайно…
Это разошелся Дежнов. Видно, хотел заглушить мучительную боль в боках от отчаянной тряски, — голос прерывался… Фрунзе, нахохлившись в седле, думал: «Ничего, дотерпим. Глядишь, и доехали…» Из фургона доносилось:
Лишь очи печально глядели…
Впереди на дороге замаячили в дымке какие-то всадники. Не военные ли со станции Яхшихан? За ними показалась, однако, распухшая в тумане повозка, еще одна и еще… Надвигался встречный караван. Когда поравнялись и стали разъезжаться, из встречных фургонов высунулись люди в шляпах и с шарфами. Ехали европейцы. Они с любопытством смотрели на буденовки. Турецкий чиновник, сопровождавший встречный караван, задержался для короткого совещания с офицером, сопровождавшим советскую делегацию.
— Кто такие? — спросил Фрунзе чиновника.
— Итальянская миссия кавалера Туоцци. Месяц гостила у нас. Теперь хочет домой, ваше превосходительство. Спешит за новыми указаниями.
«Вот как! Это значит, что итало-турецкие переговоры прерваны», — подумал Фрунзе, ответив на приветствие итальянцев.
Итальянцы же, увидев буденовки, будто обрадовались. Ослепительно улыбаясь, так и тянулись из своих окошек. Красноармейцы ответно помахали — дескать, правильно, Италия бросила воевать, — и караваны разъехались.