Поздней осенью резкие ветры, ледяные, бывает, и на юге, срывают шинель с плеч, насквозь пронизывают, голова мерзнет, и плохо слышно. До Вани, стоявшего у караульной будки, не сразу дошли слова начальника военной школы:
— Скородумов, тебя вызывают в штаб…
Ваня подумал, что его требуют в штаб конного полка, из которого после взятия Крыма и ликвидации врангелевщины он был послан в Харьков учиться. Теперь что же — обратный ход? Красноармеец, недавний фронтовик, он путем еще и не учился, только вот в военной школе сейчас… Прежде, когда главным делом была война, он не знал такого счастья — сидеть в классе, слушать урок.
— Отзывают? — от волнения даже охрип.
— Вызывают, говорю. В главный штаб. К командующему.
— К самому Фрунзе?!
Булыжная площадь, голый сквозящий сад, большое здание штаба… Стынущий у входа часовой оглядел недоверчиво и вызвал дежурного. А тот, прочитав Ванину бумагу, разрешил:
— Дуй в секретариат.
В полутемном коридоре Ваня с ходу спросил первого встречного командира, в какую комнату идти. Веселым карим глазом командир прицелился в нашивку школы на Ванином рукаве:
— Скородумов? А я из отдела как раз, Кулага. Командующий скоро будет. Немного подождать…
Кулага провел в комнату со столом и стульями, к свету, взглянул на сапоги Вани:
— Целы? Садись. Все расскажи мне о себе. Что ты был, что ты есть. Какое в общем имеешь высшее образование?
Ваня охотно ответил:
— Церковно-приходское имею!.. Было дело в Ярославской губернии, в деревне Шоле — ходил. К тому же больной студент приезжал на поправку, три книги мне дал. А в полку, даже в походах, меня учил незабвенный друг, политрук Антон Горин — не слышали про такого? С ним я до самого штурма Сиваша дошел. Здесь и потерял. В тачанке я поддерживал его, раненого, еще живой он был. Но тут опять пулемет резанул, коней убило, повозка перевернулась, и на моих глазах Антона затянуло в соленый настой… Ну, потом у комиссара я учился. Газеты, конечно, культпросвет. Теперь в школе — математика, тактика… А мои сапоги, скажите, почему волнуют вас?
Не на тот же ли Сиваш посылают его — постоять на контроле при вывозке драгоценной ныне соли?
— В Турцию поедешь, — вдруг сказал Кулага.
Ваня даже привстал: