Киров затем рассказал, сколько было послано в Анатолию винтовок, бомб, патронов, золота, и вдруг, неожиданно для Фрунзе повернулся к Гамидову:
— Вот наш боевой товарищ Гамидов в прошлом году провез через Нахичевань золото в слитках для Ангоры.
Фрунзе сделал пометку в блокноте, поднял глаза:
— Товарищ Гамидов, это интересно. Вы мне расскажете потом еще о Субхи и о том, как золото провозили? Может быть, и нам придется…
— Всегда готов, товарищ Фрунзе!
Вновь заговорил Гусейнов:
— Мы старались выручить восставших. Весной я посылал телеграмму: Азербайджан восхищается вашей борьбой, всегда готов помочь. Но Грузия — меньшевики — не пропускала эшелоны. Теперь над Грузией красный флаг, и Баку шлет своему турецкому соседу первый поезд: тридцать цистерн нефти, две — бензина, а еще восемь прицепит Тифлис. Такую телеграмму послал…
— Запишем, — сказал Фрунзе. — А кто из вас, товарищи, хоть однажды встречался с Кемалем? Вы, Гамидов? Нет? А ругаете.
— Абилов там встречался, — поспешно проговорил Гусейнов, будто заслоняя Гамидова. — Пишет, хорошо встречался. Все сказал ему о бежавших от нас мусаватистах, которые теперь в Карсе, Трапезунде и в Самсуне враждебные нам группы создали. Кемаль ответил: примем меры, пусть не беспокоятся в Баку.
— Да, оно конечно, беспокойно возле таких месторождений нефти, — пробормотал Фрунзе. — Приходится беспокоиться.
В бакинском гостиничном номере, передавая Ване парадную шашку, еще не остыв после совещания, Фрунзе говорил:
— Под морским дном — колоссальные запасы… То-то так волнуются всяческие «друзья» Турции, Азербайджана тож! А бакинский рабочий сам прекраснейшим образом распорядится нефтью, сам, сам… И Россию снабдит керосинчиком, и ангорскому правительству подбросит кое-что…
Ване было по душе это доброе умение Фрунзе — думать вслух, если рядом человек, мыслями поделиться.
В номер вошел Гамидов, щеголеватый, в желтых крагах, в галифе и во френче. Весел — открытая душа.
— Я расскажу, товарищ Фрунзе. Но вы ведь по другой, по железной дороге поедете?
Фрунзе усадил его на диван перед круглым столиком с вазой, сам сел на венский стул.
— Конечно, товарищ Гамидов, по железной. Но все равно, пожалуйста, расскажите, как золото везли Кемалю!
— Тайно, горами.
— Вот карта, давайте посмотрим.
— Мой ишачий караван взял направление сюда, на Бурчалинский уезд, на немецкую колонию Екатериненфельд. Эта территория была меньшевистской. Еду как закупщик: здесь ведь виноградники, винокооператив «Конкордия» с подвалами, конеферма…
— Без охраны, без оружия?
— Один револьвер у меня, и все! Наркомзем Агамали-оглы дал мне письмо к одному человеку в Екатериновке, — вот она. Этот человек, между прочим, товарищ Абилова, раньше состоял с нами в партии «Гуммет» — «Усердие», но я его не знал… Пришел я в Екатериненфельд, оставляю осликов с золотом под наблюдением своих помощников, иду в земскую управу. В управе было пятеро: Азиз от Азербайджана, двое от Грузии, немец от немецкой колонии, грек от греческого района Цалка — полный интернационал! Вошел, спрашиваю: «Кто здесь Азиз Шериф от Азербайджана?» Отозвался один такой, маленького роста. Спрашиваю: «Агамали-оглы знаешь? Тебе привет от него и письмо…» Азиз с семьей, значит, снимал здесь комнату, ездил инструктором в пять волостей по школьному, санитарному и ветеринарному делу, местность и обстановку знал. Тут альпийские луга, пастухи-азербайджанцы свободно приходили к маслобойкам и сыроварням.