— Хочу только о нас с тобой.
На шее Ника дернулся кадык. Муж залпом допил белое сухое и, отставив бокал, позвал:
— Иди ко мне.
Привкус терпкого напитка смешался на наших губах. Пожар пронесся по телу, сметая все на своем пути. Я забралась прохладными ладонями под кромку свитера Ника, и муж вздрогнул. Поцелуй углубился, и я простонала от удовольствия. Казалось, мне никогда было этим не насытиться.
Я уже взялась за пряжку ремня на джинсах Никиты, когда он вдруг сжал мои запястья и отстранился, тяжело дыша.
— Подожди. Не так быстро.
Я с непониманием отшатнулась. Вчера и позавчера, когда дело доходило до близости, Ник был настолько горяч, что мне только и оставалось держаться за его плечи, чтобы не упасть. А сейчас… да что вообще происходило?
— Никит… я не понимаю. Что я опять делаю не так?
Муж поднялся на ноги, отошел к огромному панорамному окну. Потом обернулся и посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей. Как будто хотел что-то сказать, но сдерживался. Но ведь между нами не должно было быть никаких тайн!
— Ты меня пойми, прошу… — проговорила сбивчиво. — Я сбита с толку. Напрочь. То ты холодный, как вчера вечером. Избегаешь меня… То набрасываешься голодным зверем, как прошлой ночью.
— Чтоооо?
Я осознала, что сказала что-то не то, но не могла понять, что именно. А когда увидела взгляд мужа, мне стало не по себе.
— Что ты сказала? — процедил он, медленно приближаясь ко мне.
— Я… я сказала про голодного зверя… прости, если это тебя обидело, — залепетала в ответ.
— Нет. Что ты сказала про прошлую ночь?
Судорожно сглотнув, я поднялась с пола. Сидеть и взирать на Никиту снизу-вверх было выше моих сил.
— Что как тогда… на кухне. Вчера… Нам же было так хорошо.
Я шагнула к Нику, но от отступил. По губам мужа пробежала горькая усмешка. Он покачал головой и вдруг отчеканил:
— Завтра утром возвращаемся в город.
— Но мы ведь… — попыталась запротестовать я.
— Завтра утром. У меня нарисовалось очень важное дело. Спокойной ночи.
И он ушел. Вот так просто взял, развернулся и направился в одну из свободных комнат. А я снова осталась наедине с собой в полной растерянности и непонимании, что делать дальше.
Наверно, если бы у меня была совесть, то она зверски бы грызла мои внутренности от всей этой ситуации. Но совести у меня не было — она была похоронена где-то там, среди детских обид и желания быть любимым и нужным. То есть того, что теперь казалось жалким мусором. Лишним грузом, который способен был лишь тормозить.
Вот Ника любили и еще как! И на весьма логичном основании — он первым выкарабкался на свет из утробы нашей матери! Герой, любимец семьи и… глубоко противный мне тип. Нет, сейчас я, пожалуй, должен быть даже благодарен, что это не из меня слепили наследника великой финансовой империи, каковой она была разве что в воображении папаши.