— Ох… — выдохнула мать растерянно. — Мы ничего такого не планировали…
— Молодежи нужно танцевать! — заявил дед. — Пущай вот Мирочка и Никитка для нас станцуют.
— Я не уверена… — начала было Мира, но я ее прервал:
— Дорогая, нехорошо отказывать имениннику, — усмехнулся я. — Мама, у тебя ведь где-то хранится пластинка с мелодиями для танго?
Повисла пауза. Наконец мать поднялась из-за стола и прошла к винтажному, но прекрасно сохранившемуся граммофону.
Зазвучали страстные, рваные звуки музыки и я протянул Мире руку:
— Разреши тебя пригласить.
Она протянула руку, но так и не вложила свою ладонь в мою и упрямо вздернула подбородок:
— А если не разрешу?
— Придется взять тебя силой… своего обаяния, — улыбнулся я, одним порывистым движением притягивая ее к себе. Так близко, что ее грудь вплотную оказалась прижата к моей, а наше дыхание смешалось.
— Черта с два! — ответила она, одним яростным движением вырываясь из моих объятий и хлестко шлепнув меня по руке, потянувшейся следом за ней, при этом мастерски вписав все эти движения в танец.
Я усмехнулся, отступая и поднимая вверх руки, словно капитулировал. Сверкнув темными глазами — как же хороша она была в этом момент! — Мира топнула ногой и крутанулась вокруг своей оси, и именно тут я ее и поймал, резко наклонив до самого пола.
— Все еще хочешь сопротивляться? — поинтересовался с ухмылкой и, получив в ответ прожигающий взгляд, выпрямился и, закинув ногу партнерши себе на бедро, позволил ей взлететь над полом.
Но едва она снова оказалась на ногах, как мою щеку обожгла пощечина.
— Любишь легкую добычу? — донеслось за этим вслед прохладно-дразнящим тоном.
— Отнюдь, — хмыкнул, снова наступая. — Ты делаешь все, чтобы меня раздразнить. Продолжай в том же духе и этот вечер кончится весьма… интересно.
Я схватил ее руку и, отступив в сторону веранды, утанцевал Миру следом за собой.
И, едва мы оказались вне досягаемости чужих глаз, снова притянул ее к себе и прежде, чем она успела бы что-то сказать, закрыл ей рот поцелуем.
Упрямые женские ручки пытались меня оттолкнуть, но я не собирался сдаваться. Весь этот танец, такой странно-нелепый в этих декорациях псевдосемейного ужина, все же был похож на разгорающийся пожар. И как голодное пламя, готовое сожрать все вокруг, я набросился на Миру, потому что она одна могла утолить эту жажду. Даже если после огонь погибнет, натолкнувшись на ледяную волну, это притяжение все равно неизбежно и непобедимо.
Я целовал ее, задыхаясь в этой страсти, в этой потребности ее близости, будто не касался Миры целую вечность. И сумел остановиться, только когда воздуха совсем перестало хватать.