Спросит ли обо мне Лера, когда увидит, что меня нет? И что ответит ей на это Аня? Скажет ли, что я снова их бросил? Или попытается солгать, сказав, что уехал по делам? Конечно же, она сделает второе. Даже если сейчас ненавидит меня и не понимает, почему я поступил так.
В голове пронеслись воспоминания о первых встречах с дочерью. О том, как не знал, не умел найти к ней подход. Как не представлял, как оправдаться за годы, когда меня не было. И вот теперь - снова… Вероятно, Лера подумает, что я ее не люблю. От этой мысли с отчаянием крепче вцепился в руль, чтобы удержаться от желания повернуть обратно. Больше всего на свете я не хотел, чтобы Лера думала подобное - что я так и не полюбил ее. Потому что именно из любви к ней убегал сейчас, чтобы, как смертельно больной пес сдохнуть подальше от дома и людей, которые были дороги. Но ребенку невозможно этого объяснить. У детей все гораздо проще, чем у взрослых. Гораздо честнее.
Добравшись до старого деревенского дома, который выкупил в свое время по первому попавшемуся объявлению, я попытался свободно вдохнуть. Когда-то тишина и свежий, с оттенками деревенской жизни, воздух меня успокаивали. Но не теперь.
Я устало опустился на старое крыльцо, жалобно скрипнувшее под весом моего тела. Вспомнилось, как впервые встретился здесь с Эммой Крамольской. Погрузившись в ее проблемы, я понял вдруг, что сам от этого будто бы ожил. Воображал, что могу что-то искупить, начав помогать другим. Наверно, Эм была права - я никогда при этом не позволял помочь себе самому. Но никто и не смог бы этого сделать. Мы все безнадежно одиноки в своих кошмарах.
Я прислушался к себе. Демоны молчали. И от этой пустоты было еще более жутко и невыносимо.
Я по привычке достал телефон, но тут же вспомнил, что отключил его. Наверняка там скопились уже сотни неполученных звонков. Сотни вопросов, на которые у меня не было ответов.
Похоже, не оставалось ничего иного, как закинуться снотворным и надеяться, что погружусь в сон, лишенный всяких сновидений.
Раньше меня спасала физическая работа. Я мог, как одержимый, колоть дрова или копать огород в те минуты, когда не знал куда деваться от свербящих разум воспоминаний. И от того, что все они ходили по кругу, не переступая черты, за которой крылся ответ на самый страшный вопрос.
Но сейчас я не чувствовал в себе сил ни на что. Поэтому, затопив старую печь, принял таблетки и устало смежил веки, ища спасения в сонном забытье.
В ту ночь я действительно не видел снов. Разум был погружен в такой же белесый туман, что до сих пор скрывал от меня воспоминания о самом роковом моменте той аварии. Но то, что я увидел поутру, выйдя на крыльцо, было в сотни раз страшнее любых ночных кошмаров.