— Три больших истребителя, правее пятнадцать, дистанция десять!
Короткие рыла сорокадвухлинейных орудий, снятых с канонерок за явной устарелостью и установленных на спешно возведенной береговой батарее, довернулись, нащупывая цель.
— По головному! Скорость цели двадцать пять! Упреждение — один корпус! Огонь!
Орудия ухнули, из распахнутых настежь затворов по позиции растёкся кисло-сладкий запах сгоревшего пороха. Наводчики приникли к прицелам, пытаясь разглядеть цели за клубами порохового дыма. Если бы подул легкий ветерок… Но душная ночь была не на стороне артиллеристов — жаркий воздух стоял неподвижно.
— Недолет полкабельтова! Дистанция восемь! Упреждение три четверти…
Дымная тьма озарилась вспышками: истребители огрызались из своих шести- и двенадцатифунтовок, пока, слава Богу, безуспешно.
— Вижу! Вижу! — дым, наконец, рассеялся достаточно, чтобы стали видимы скользящие по гладкой воде тени с пенными бурунами от полного хода.
— Огонь!
— Накрытие! Дистанция семь! — продолжал командовать мичман, прильнувший к короткому дальномеру с базой всего четыре фута. Корректировочный пост был вынесен на сложенный из камней искусственный курган, и дым не мешал ему наблюдать за выходящими в атаку минными силами британцев. — Упреждение прежнее, три четверти!
Дым по-прежнему сильно затруднял наводчикам обнаружение кораблей противника. Заряженные, готовые к выстрелу орудия молчали. Внезапно ночь озарилась еще одной вспышкой.
— Наводить по второму! — среагировал мичман.
— Шестидюймовым в головного влепили, — пробурчал наводчик третьего орудия. — С «Георгия», мыслю, — и через секунду уже другим голосом, полным злого азарта, — вижу цель!
— Огонь!
Третий залп был удачен: один из выпущенных батареей снарядов разорвался рядом с рубкой ставшего головным второго миноносца, и британец вильнул на курсе. Мичман увидел, как кто-то из прислуги шестифунтовок, судя по всему — артиллерийский офицер, рванулся к рубке, чтобы перехватить управление.
— Орудия готовы!
— Дистанция семь! Упреждение прежнее!
— Вижу!
— Огонь…
Двенадцатифунтовая шрапнель лопнула над позициями, и мичман стек на камни рядом с дальномером, испачкав его кровью.
— Дистанция семь! Скорость двадцать… один! Упреждение полкорпуса! — подоспел состоявший при наблюдательном посте телефонист-вольноопределяющийся, из бывших семинаристов, сухорукий и спокойный, по слухам — политический. Одно время он работал в Тифлисской обсерватории и с оптическими приборами был знаком не понаслышке, поэтому движения его были уверенны и только резко усилившийся грузинский акцент выдавал нешуточное волнение.