Манилов и его жена дают нам сниженный, опошленный вариант взаимоотношений героев «Старосветских помещиков». Пошлость Манилову придают прекраснодушные мечтания, которых лишены гораздо более симпатичные Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. Но к Манилову испытываешь жалость, потому что он действительно живет в ирреальном мире собственных мечтаний.
В. Г. Белинский в статье «Ответ «Москвитянину» (1847) отмечал, что Манилов «пошл до крайности, сладок до приторности, пуст и ограничен; но он не злой человек; его обманывают его люди, пользуясь его добродушием; он скорее их жертва, нежели они его жертвы. Достоинство отрицательное – не спорим; но если бы автор придал к прочим чертам Манилова еще жестокость обращения с людьми, тогда все бы закричали: что за гнусное лицо, ни одной человеческой черты! Так уважим в Манилове это отрицательное достоинство».
Характеризуя революционные события 1917 года, Бердяев не случайно помянул Манилова: «В нашем летнем герое аграрной революции было поистине что-то гоголевское. Немало было также маниловщины в первом периоде революции и в революционном Временном правительстве». «Маниловщина» со времен Гоголя считается характерным свойством русского народа, а не только образованной его части.
Как и Манилов, Плюшкин вызывает нашу жалость. Однако если над Маниловым мы смеемся, то над судьбой Плюшкина ужасаемся. Этого человека страсть к накопительству в сочетании со скупостью буквально свела с ума. В черновом наброске заключительной главы то ли первого, то ли второго тома поэмы Гоголь характеризует Плюшкина как пример предельного омертвения души: «…Еще не так страшно для молодого, ретивый пыл юности, гибкость не успевшей застыть и окрепнуть природы, бурлят и не дают мельчать чувствам, – как начинающему стареть, которого нечувствительно обхватывают совсем почти незаметно пошлые привычки света, условия, приличия без дела движущегося общества, которые до того, наконец, все опутают и облекут человека, что и не останется в нем его самого, а кучка только одних принадлежащих свету условий и привычек. А как попробуешь добраться до души, ее уже и нет. Окременевший кусок и весь уже превратившийся человек в страшного Плюшкина, у которого если и выпорхнет иногда что похожее на чувство, то это похоже на последнее усилие утопающего человека».
К. С. Аксаков писал в статье «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души» (1842) о Плюшкине, что это «скупец, но за которым лежат иначе проведенные годы, который естественно и необходимо развился до своей скупости; вспомните то место, когда прежняя жизнь проснулась в нем, тронутая воспоминанием, и на его старом, безжизненном лице мелькнуло выражение чувства».