А. А. Григорьев в статье «Гоголь и его последняя книга» (1847) полагал, что в образе Плюшкина «потеря одного чувства, с одной стороны, и чудовище-привычка – с другой, довели человека до окончательного отпадения от образа Божия».
В. Г. Белинский в статье «Ответ «Москвитянину» (1847) писал о Плюшкине: «…Кому не случалось встречать людей, которые немножко скупеньки, как говорится, прижимисты, а во всех других отношениях – прекраснейшие люди, одаренные замечательным умом, горячим сердцем? Они готовы на все доброе, они не оставят человека в нужде, помогут ему, но только подумавши, порассчитавши, с некоторым усилием над собою? Такой человек, разумеется, не Плюшкин, но с возможностию сделаться им, если поддастся влиянию этого элемента и если, при этом, стечение враждебных обстоятельств разовьет его и даст ему перевес над всеми другими склонностями, инстинктами и влечениями».
Согласно гипотезе, выдвинутой Ю. В. Манном, по одному из вариантов продолжения «Мертвых душ» Плюшкин должен был оказаться в Сибири, где пережить «смерть и видение ада», а затем воскреснуть к новой жизни и превратиться в сборщика денег на построение Божьего храма.
Ноздрев – один из немногих персонажей «Мертвых душ», кому, по крайней мере, чужда страсть к стяжательству. Зато в нем получили развитие все пороки, свойственные Хлестакову, – безудержная страсть к вранью, причем Ноздрев не только порой врет бессознательно, как и герой «Ревизора», но и нередко сознательно плутует, например в карточной игре. Страсть к игре, пьянству и разгульной жизни в нем выражена еще сильнее и ярче, чем в Хлестакове. Фамилия «Ноздрев» подчеркивает необыкновенный нюх героя на ситуации, где он может удовлетворить свою страсть к игре, выпивке и скандалу: «Чуткий нос его слышал за несколько десятков верст, где была ярмарка со всякими съездами и балами…» Ноздрев подобен Хлестакову еще и тем, что действует импульсивно, без заранее обдуманного намерения, все его действия хаотичны и приводят к непредсказуемым результатам. Под стать Ноздреву и блюда, которые готовит его повар: «Обед, как видно, не составлял у Ноздрева главного в жизни (в отличие от Собакевича или Петуха. – Б. С.); блюда не играли большой роли: кое-что и пригорело, кое-что и вовсе не сварилось. Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку: стоял ли возле него перец – он сыпал перец, капуста ли попалась – совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох, – словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выйдет».