И предсказание Тараса сбывается: «Недаром провещал Тарас: так все и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного поступка под Каневом, вздернута была голова гетьмана на кол вместе со многими из первейших сановников».
Здесь, конечно, полно эпических преувеличений как по поводу численности казацкого войска, так и насчет количества убиенных ими жертв. Зато те же казаки воспринимаются как неудержимая стихия, подобно морю, затопившая всю Украину. С ней ничто совладать не может, ибо это – порождение высших сил.
Остраницу, в отличие от романа «Гетьман», Гоголь в «Тарасе Бульбе» предпочел не оставлять в живых, но выбрал героическую, хотя и недостоверную версию его гибели, почерпнутую из «Истории Русов».
Современный русский литературовед и поэт Алексей Цветков по поводу «Тараса Бульбы» пишет следующее: «По сути дела, казаческое движение было почти неуправляемой анархией на малозаселенной и удаленной от тогдашних центров цивилизации территории. Какие-то идеологические мотивы неизбежно возникали в столкновениях формально православного казачества с католической Польшей или мусульманской Турцией, но реальным смыслом его существования были грабеж и насилие, кровь и необузданный разгул. Тарас Бульба у Гоголя – это истинное дитя разбойничье-анархического хаоса, и больше всего его тревожит, чтобы жена или польская невеста не расположили сыновей к буржуазной мягкотелости, – такого сына лучше убить самому. Его подвиги не привязаны ни к войне Хмельницкого, ни к какому-либо другому конкретному эпизоду украинско-польской истории, – это просто вековая стихия разнузданности, и единственная реальная победа для казаков – это набег с грабежами и убийствами и последующим пьянством до бесчувствия».
Насчет того, что казаки в XVI–XVII веках жили в основном грабежом, спорить не приходится. Об этом, например, весьма убедительно написал современный русский историк Николай Ульянов, эмигрировавший в Канаду, в «Истории украинского сепаратизма»: «Облик казака в поэзии мало сходен с его реальным историческим обликом. Он выступает там в ореоле беззаветной отваги, воинского искусства, рыцарской чести, высоких моральных качеств, а главное – крупной исторической миссии: он борец за православие и за национальные южнорусские интересы.
Обычно, как только речь заходит о запорожском казаке, встает неотразимый образ Тараса Бульбы, и надобно глубокое погружение в документальный материал, в исторические источники, чтобы освободиться от волшебства гоголевской романтики». Он также замечает: «В Запорожье, как и в самой Речи Посполитой, холопов презрительно называли «чернью». Это те, кто, убежав от панского ярма, не в силах оказались преодолеть своей хлеборобной мужицкой природы и усвоить казачьи замашки, казачью мораль и психологию. Им не отказывали в убежище, но с ними никогда не сливались; запорожцы знали случайность их появления на низу и сомнительные казачьи качества. Лишь небольшая часть, пройдя степную школу, бесповоротно меняла крестьянскую долю на профессию лихого добычника. В большинстве же своем холопский элемент распылялся: кто погибал, кто шел работниками на хутора к реестровым, а когда наплыв такого люда был большим, образовывал скопища, служившие пушечным мясом для ловких предводителей из старых казаков, вроде Лободы или Наливайки, и натравливался на пристепные имения польских магнатов.