— Вы многое скрываете от меня, — сказал он ласково. — Должно было произойти что‑то из ряда вон выходящее, чтобы Клакстон бросился в спасательную лодку и сломя голову нырнул в земную атмосферу. И это что‑то, скорее всего, произошло здесь. Что же именно? Я не верю, что на Пита так повлияла отсрочка вашего брака.
— Не знаю. И откуда мне знать? У меня начался приступ. Когда я очнулась, Питера в каюте уже не было. Отец отослал его за помощью, и после этого Клакстона уже никто не видел.
— Но ведь вы, Дебби, знали, что Пит был сам не свой уже в течение довольно долгого промежутка времени. Знали и о том, что он должен был пройти на Луне глубокую психосоматическую проверку. В его поведении наблюдались подозрительные странности.
— Да, вы правы. Поэтому‑то все думают, что он совершил самоубийство. Но почему ему захотелось лишить себя жизни, а мне нет? Ведь он страдал от того же, что и я. А в остальном был ничуть не хуже, чем другие. Пит должен был пройти проверку, потому что только‑только перешел в нашу веру, а агенту «Саксвелла» на Мелвилле захотелось проверить, не является ли это следствием нарушения душевного равновесия. Считается невероятным, чтобы молодой человек в здравом уме, не выросший среди ремоитов, вдруг захотел присоединиться к совершенно чужим для него людям, чтобы обрести среди них новое счастье.
— Если взять в качестве примеров вас и вашего отца, — заметил Галерс, — то вряд ли можно заявлять, что ремоиты — счастливые люди. Правда, счастливчиков сейчас вообще нигде нет… Значит, Клакстон был среди тех, кто находился в воде во время празднества! Он был крещен вместе с другими?
Девушка кивнула.
В голове Марка все перемешалось. Постепенно перед ним начала вырисовываться картина произошедшего, но он не имел пока еще ни малейшего представления о том, что все это значит.
— Мы, кажется, через месяц совершим посадку на Мелвилле? И пробудем там неделю, верно?
— Да. Как раз в это время состоится Праздник Жертвоприношения. Присутствовать на нем стремятся все ремоиты, даже астронавты.
— Послушайте, Дебби. У вас может сложиться впечатление, будто я сую нос в ваши дела из праздного любопытства. Это не так. Во‑первых, я врач, и стремлюсь вас вылечить. Во‑вторых… я думаю, что вы догадываетесь…
Он повернул девушку к себе лицом и выжидающе посмотрел в глаза. Она опустила ресницы, плотно сжала губы.
— Черт побери, неужели же вы не догадываетесь, что я люблю вас!
— Разве это возможно? Ведь я — порченная.
— Что за вздор!
Он прижал ее к себе и поцеловал. На какое‑то мгновенье губы ее открылись и стали податливыми, а тонкие руки обвили шею. И вдруг она с силой оттолкнула Марка и, отвернувшись, вытерла рот тыльной стороной ладони. Лицо снова стало замкнутым, печальным.