Обычно они предпочитают взлетать с обрывистых берегов, откуда прыгают вниз и, расправив крылья, начинают полет. Если же им потребовалось взлететь с открытого места, то полету предшествует длительный, тяжелый и почти комичный разбег, что во многих случаях заканчивается ничем, когда птица спотыкается о камень, цепляется за куст или оступается в ямку.
То же самое и при приземлении, тогда альбатросу нужно подыскать ровный, без препятствий участок земли, подобно пассажирскому реактивному самолету.
Когда не получается правильно рассчитать траекторию, то они либо разбиваются, либо влетают в кусты. Обходя остров, я заприметил три или четыре альбатроса со сломанной лапой или со сломанным крылом — очевидный признак, что их система приземления не сработала правильно.
В той же мере, как эта птица прекрасна во время полета, она выглядит отвратительно на земле.
Ходит вперевалочку, словно пьяный пингвин, волоча по земле зад, и со своим длинным клювом желтого цвета, грязно-коричневым оперением и туповатым выражением имеет вид крайне непривлекательный. Единственно, что может выглядеть страшнее альбатроса — это птенец альбатроса. Ростом он достигает полметра, и на самом деле это всего лишь комок грязных перьев, из которых торчит лысая шея со смешной головкой на конце — настоящая карикатура на птицу, хотя родители его всячески холят и лелеют.
Я довольно долго развлекался, наблюдая за олушами, фрегатами и альбатросами. Когда же вернулся на небольшой пляжик, где мы причалили, Гузман выглядел озабоченным.
— Уже очень поздно выходить в море, — сообщил он. — Ночь застигнет нас в открытом море, а в этих местах нельзя плыть в темноте, тут нет ни маяков, ни какой-нибудь сигнализации.
— И что будем делать в таком случае?
— Переночуем здесь, а утром, на рассвете, пойдем дальше. Если хотите, можем дойти до Флореаны, а ближе к вечеру престанем к Санта-Круз.
— Договорились.
— Это будет стоить дороже.
— Не важно.
Гузман начал готовиться к ночлегу на острове. С помощью парусов и весел соорудил что-то вроде палатки, что, видимо, он проделывал и раньше, на песке расстелил одеяло. Набрал дров и развел костер.
Потом столкнул лодку в воду, отошел от берега метра на четыре, закинул снасть и начал гой вытаскивать одну рыбу за другой. Когда увидел, что я вытащил мой плавательный костюм и маску для ныряния, и собирался понырять в окрестных водах, он спросил:
— Вам нравятся лангусты?
— Естественно… А вам, нет?
— Мне тоже нравятся. Плывите вон к тем скалам и поищите под ними.
Я сделал, как он и сказал. Стоило мне опустить голову под воду, как увидел, что меня окружили сотни… нет, тысячи самых разнообразных рыб, с любопытством рассматривая необычное в их понимании существо. Тут были и мероу весом от восьми до десяти килограмм, и рыбы-попугаи, и рыба-луна — рыбы всех цветов радуги, словно ожившие искры от ракеты разлетелись по всему морю, и каждая такая искорка превратилась в живое существо, размножившееся многократно, переливаясь и скользя в воде то тут, то там, отдавшись на волю волн. Ничто их не пугало, и можно было дотронуться до любой из них, и они не отскакивали прочь, а лишь лениво отплывали в строну.