Вместо того, чтобы прятаться, они приближались поглазеть на меня, и из-за своего любопытства вели себя так нагло, что приходилось их отталкивать, иначе невозможно было плыть. Только изредка они разлетались в разные стороны или начинали нервно перемещаться из стороны в сторону, когда тюлень проплывал мимо с огромной скоростью, через эту толпу, и уносился прочь с какой-нибудь рыбой в пасти.
Вода, вначале показавшаяся несколько прохладной, спустя некоторое время казалась уже очень приятной, и в сопровождении большого количества подводных «зевак», желавших узнать обо мне побольше и познакомиться поближе, я поплыл к скалам, на которые указал Гузман.
Глубина там была около полутора метров, что позволило мне, не нырять, а просто встать на ноги, опустить голову под воду и смотреть вниз, и я тут же начал различать длинные антенны красно-коричневого цвета, торчащие из щелей между камнями, принадлежащие лангустам, обитавшим здесь большой колонией. Это зрелище показалось мне настолько невероятным, что я поднял голову и крикнул Гузману, что они тут заселили все. Он подплыл на лодке и кивнул, потом кинул мне перчатку из толстого брезента.
— Знаю, — сказал он. — Их тут десятки. Возьми-ка! Хватай их этим.
Я надел перчатку, опустил руку в воду, под ноги, и схватил огромного лангуста, с такой же легкостью, с какой вытащил бы его, если он лежал в коробке в комоде в моей квартире. Передал лангуста Гузману, а тот небрежно кинул его на дно лодки. Опустил руку и вытащил другого, потом еще одного, и еще… и так пока эта игра мне не надоела.
Восемнадцать, не меньше, за четверть часа, и ни разу не пришлось нырять глубже, чем на два метра.
Ночь опустилась с удивительной быстротой, как это имеет обыкновение происходить на экваторе, и я вылез из воды. Было такое впечатление, словно свет неожиданно погас вокруг ровно в шесть часов. Тьма была полная, если не считать костра, что Гузман разложил на берегу.
Пока я обсыхал и одевался, он раскопал в песке большую яму, натащил туда сухих веток, поджег, подождал, пока не разгорятся вовсю, и без лишних церемоний швырнул в огонь четырех живых лангустов, самых больших. Послышался треск, животные начали яростно прыгать, но все равно падали обратно на угли и замирали, после этого Гузман засыпал все это песком. Спустя пару минут, он отрыл лангустов, отнес их к воде, хорошенько промыл, и с помощью большого ножа вскрыл их сверху донизу. Они еще дымились и должен сознаться, что никогда в своей жизни — ни в лучшем из ресторанов — я не ел лангустов, приготовленных вкусней. На десерт были апельсины с островов и крепкий эквадорский кофе. Я угостил его испанской сигаретой, и мы уселись любоваться морем и звездами.