– Историю Войны Гнева. Я мало ею интересовалась в свое время. Историю Войса, хотя я уже нашла две версии, полностью противоречащие друг другу. Сейчас хочу добыть все труды, в которых рассказывается об асторэ.
На том они и расстались.
– Госпоже лучше надеть это. – Моника протянула Шерон перчатки. – Вероятно, кто-то захочет поцеловать руку. Этикет требует перчаток.
Она не стала отказываться, не желая чувствовать на коже чужие губы или дыхание, как это было с утра, с Каром.
Мраморный сад был прекрасно обустроен для игры в журавлей.
Протяженный и дремучий, с двумя фонтанами, маленьким зеленым лабиринтом и широкой площадкой подстриженной короткой травы – в дальнем ее конце на боку лежала большая корзина.
Развлечение было довольно простое и существовало благодаря ставкам. Пари заключались на то, за сколько точных ударов кривой палкой игрок загонит кожаный мяч на другой конец поля. В Рионе играли в журавлей во многих местах, но дворцовые ставки были куда выше, чем на улицах. Здесь владельцев меняли не мелкие улты, а полновесные золотые марки. Она увидела, что монеты столбиками высятся на бронзовом столике, и денег было столько, что некоторым такую сумму не заработать и за век.
Моника держала над Шерон раскрытый зонт от солнца и остановилась, чуть не доходя до группы мужчин в богатой одежде, что-то оживленно обсуждающих между собой. Один быстро черкал мелом на черной доске, как видно принимая ставки.
Среди присутствующих она увидела герцога, двух молодых людей, очень похожих на него, вне всякого сомнения – наследников, того усатого господина, Моти де Марри, что приходил к ней в дом вместе с его светлостью.
Герцог заметил ее, сделал знак Монике, и та прошла чуть дальше, к беседке, стоявшей в тридцати шагах от игрового поля. Присела в реверансе перед ней, затем перед подошедшим владетелем, а после и перед двумя его сыновьями.
– Шерон, спасибо, что посетила нас, – сказал герцог, выказывая свое радушие тем, что остановил ее от церемониального поклона. – Тебе ни к чему весь этот официоз. Вокруг достаточно людей, которые кланяются и кланяются с утра и до вечера. А с вечера до самого утра. Позволь представить моих старших детей. Это Джанконто, он мой наследник и полковник «Легконогих». И Робьето, он в отличие от брата предпочитает мечу цифры. Для своего возраста делает большие успехи. Можешь обращаться к ним просто – сиоры. Без титулов.
Джанконто было около двадцати двух, по мнению указывающей. На голову выше отца, но такой же широкий в плечах. Глаза зеленее, а лицо куда симпатичнее, несмотря на маленький крестообразный шрам справа на челюсти. Держался он с достоинством человека, знавшего себе цену, ничуть не сжимаясь в тени отца. Он смотрел на нее с любопытством и оценивающе: явно решая, сколь выгоден этот союз. Впрочем, от Шерон не укрылся взгляд, которым он окинул ее фигуру.