Пока они шли к домам, женщины стали бросать под ноги старухи ловчие сети, те, какими хватали и опутывали пленников, чтобы отнести их в горы. Она наступала на каждую, вызывая этим одобрительные крики.
У домов Эйрисл наконец-то рассмотрел то, что сперва принял за каменные столбы. Массивные, в три человеческих роста глыбы были неаккуратно обтесаны не слишком-то умелыми мастерами. Но все равно понятно, что здесь изображены боги ловчих.
Те, кому они поклонялись десять веков, и те, ради кого охотились на людей в землях Тараша.
Первая фигура – женщина в чем-то похожем на доспех, но без шлема. Широкое плоское лицо, плоский нос, руки точно лопаты. Короткие волосы, липнущие к высокому лбу. На ее поясе висел топор, в руках она держала камень.
Другая фигура, почти квадратная, походила на вставшего на дыбы массивного медведя. Медведя в кольчуге, с шипастыми наголенниками, чья голова была не человеческой, а птичьей.
Орлиной.
Третий, некто на четвереньках, с запрокинутым вверх лицом урода. Он то ли выл, то ли рычал, придавливая ладонями маленькие человеческие тела.
Эйрисл ощутил слабый укол в желудке, присмотрелся внимательнее и понял, что темное основание памятников все в засохшей человеческой крови.
К нему подошли две женщины, уже немолодые. Та, что пониже, коснулась плеча, позвав за собой.
– Иди, – сказала Нэ. – О тебе позаботятся. Накормят и дадут вымыться. А потом запрут до утра. Не беспокойся. А мне надо совершить то, что они ждут.
– Смотри не забудь меня здесь, – сказал он ей на прощанье, и она фыркнула, прежде чем уйти.
Его привели в дом, стоявший прямо у озера. Единственная комната была длинной, с высоким потолком, на стропилах сушились травы, огонь плясал в очаге, кое-как сложенном из каменных блоков, обтесанных так же небрежно, как и идолы на улице. Шесть лежанок из сухого сена, укрытого оленьими шкурами, стол, стулья и человеческие черепа на дальней, темной стене.
Женщины оставили его, ушли, вернувшись к исходу часа. Принесли воду, какой-то горьковатый напиток, напоминающий плохое пиво, уже остывшее мясо, зерновой хлеб, мед, кислые ягоды. И рабыню.
Бледная, исхудавшая тарашийка. Ей отрезали левое ухо, и теперь на голове осталась грубая, плохо зажившая рана. Она была старше Эйрисла лет на десять и смотрела на него, как затравленная собака.
Одна из ловчих подтолкнула пленницу в спину, показала на нее жестом, произнесла на старом языке несколько фраз, обращаясь к гостю.
Он хотел отказаться, но рабыня произнесла с мольбой:
– Прими меня. Пожалуйста. Я сделаю все, что ты прикажешь.