– Что тут запоминать? Жаль, я бы посмотрела на то, как переменилась. И как я выгляжу? Худенькая, с прыщами и длинным носом?
– Что-то вроде того, только без прыщей, – улыбнулся Матвей, но как-то скупо и напряженно. После вздохнул и принялся пояснять, что к этому надо относиться серьезно и оберег вовсе не игрушка. – А главное, чтобы твоя мать его не нашла, понимаешь?
– Она на такие вещи не обращает внимания. Ягоды рябины для нее – что-то вроде детского творчества на уроках труда. Не переживай, она на себя в жизни такое не наденет. Моя мать обожает золото. Вечно покупает себе цепочки и сережки, как ненормальная.
– Нам надо успеть до полуночи попасть в дом прадеда, а после быстренько вернуться домой. Потому выходим в половине одиннадцатого.
– У нас еще пара часов, что будем делать?
– Посмотрим кино. Хочешь ужастик вроде «Оно»? Мне нравится Стивен Кинг, между прочим.
– Я уже заметила. Давай тогда смотреть «Оно». Чипсы у тебя есть?
– Сколько угодно и какие угодно.
Перед выходом Матвей подвел черным глаза. Это показалось мне настолько странным, что я даже не сразу открыла рот, чтобы спросить. А когда наконец заговорила, то мой приятель уже смотрелся совершенно по-другому. Его разноцветные глаза, окруженные черным контуром, казались колдовскими и страшными. И я поняла, чем завораживал меня его взгляд. Было в нем что-то хищное, как будто мой друг о чем-то знал – о чем-то ужасном и невероятном – и не говорил мне об этом.
Как будто хранил Матвей жуткие тайны в этом своем трехэтажном особняке.
– Ты похож на маньяка, – выдала я наконец, когда вышла из ступора.
– Теперь ты не должна задавать лишних вопросов, – тихо проговорил он и взял длинную палку из угла в коридоре. – Говоришь, ты умеешь сражаться? Тогда держи, пусть у тебя будет вторая. – И вложил мне в руки еще одну палку, гладкую и длинную. – Если нападут, не надо будет искать камни, чтобы дать по голове нападающим, – пояснил Матвей.
И мы наконец вышли в теплую весеннюю ночь.
– Ты не закрыл дверь, – напомнила я, оглядываясь на широкие ступеньки веранды.
– Никто ко мне не зайдет, – сухо ответил Матвей и больше ничего не сказал, как я ни спрашивала его.
Мы снова надели наши обереги, и, когда браслетик оказался на моей руке, я вдруг поняла, что внешний вид Матвея не поменялся. Он был по-прежнему разноглазым, симпатичным и немного страшным с этими вот подведенными черным глазами.
– Обереги связаны, – пояснил Матвей, – так и должно быть. Когда мы вместе в браслетах, то можем видеть друг друга настоящими.
Синие сумерки казались изумительными. Еще не полная темнота, но очертания кустов, домов и скамеек уже сглаживались, а краски становились неясными и смутными. И мы в этих сумерках походили на тени. Должны были походить, ведь я не видела результат превращения.