Вскоре все знали, почему я от семьи отказался и сменил фамилию. Причём рассказывал сам, а то от папаши можно разного ждать, всё так вывернет, что я же виноватым окажусь. Поэтому по госпиталю гуляла моя версия – правильная и, что уж говорить, правдивая. Парни из палаты спрашивали, не знаю ли я, что с теми утырками стало, так что ответил с кривой усмешкой:
– Приходил следователь, что вёл это дело, пытался поговорить, но я его послал. Это он смотрел, пока бывший папаша меня избивал, и ничего не делал. Там другому следователю дело передали, а этого уволили, от него кое-что и узнал. Вы думаете, детей высоких чиновников арестуют? Ошибаетесь. Их в армии спрятали, в военные училища отправили и не выдали. Так что всё ещё учатся или воюют где-то. А зная их подлые душонки, уверен, скорее давно в плен сдались и немцам помогают.
Вот такие дела. И что плохо, Света об этом тоже узнала, она через день ко мне ходила. В её положении ходить каждый день тяжело, я и запретил. И что совсем отвратительно, о ней узнали Русины. Мамаша Глеба припёрлась домой, хорошо Света её на порог не пустила, но вообще такая наглость взбесила меня до крайности. Очень высказаться им в рожи хотелось, чтобы оставили меня в покое. Потеряли сына, всё, забудьте о нём.
На этом пока все новости.
Проехав какое-то время на трамвае – главное, патрулю не попасться на глаза, справки-то из больницы нет, – сошёл на остановке у дома Светланы. Она на работе – несмотря на такой живот, ценный специалист, а объём производства увеличили, – но ключ от квартиры у меня был. В квартире переоделся в свою старую гражданскую одежду, кепку надвинул на лоб. Хм, тесновата рубашка стала, плечи-то раздались. А правую руку в карман широких брюк сунул, я пока ею осторожно пользовался, больше левую активно разрабатывал, так-то я правша. Собравшись, укатил на другую сторону города. Положил конверт с письмом в почтовый ящик, перед этим протерев бумагу от отпечатков, на тетради я тоже старался не оставлять следов. После этого отошёл в сторону, к телефону-автомату, и, когда подошла моя очередь, набрал номер, указанный в газете. Понимаю, что подставляю себя, по голосу можно определить пол и возраст, хоть какие-то зацепки, но уж очень высказаться хотелось. Ответили почти сразу.
– Алло, – прозвучал нежный девичий голосок. – Приёмная товарища Иванова.
– А там разве не Поскрёбышев сидит? – немного удивился я. – Ладно, сладкая, соедини со старшим. Я по объявлению в газете.
– Переключаю.
Почти сразу раздался щелчок, и ответил другой голос, мужской, уверенный, с хрипотцой, но Сталину точно не принадлежавший. Видимо, посадили на вызов группу.