– Мы уже можем поехать домой? – спросил я. – Пожалуйста, Лиз, поедем домой.
– Да. Ты расскажешь об этом матери?
– Не знаю.
Лиз улыбнулась.
– Это был риторический вопрос. Конечно, ты ей расскажешь. Ну и ладно, рассказывай. Мне все равно. И знаешь почему?
– Потому что никто не поверит.
Она похлопала меня по руке.
– Вот именно, Чемпион. Прямо в яблочко.
27
Лиз высадила меня на углу и умчалась прочь. Я подошел к дому. Мама с Барбарой все-таки не пошли в бар. Барб простудилась и сказала, что после работы сразу пойдет домой. Мама стояла на лестнице с телефоном в руке.
Увидев меня, она бросилась мне навстречу, обняла в панике изо всех сил и прижала к себе так крепко, что мне стало нечем дышать.
– Какого черта? Где ты был, Джеймс? – Как вы, наверное, уже догадались, она называла меня полным именем, только когда очень злилась. – Почему ты не предупредил, что задержишься? Ты же знаешь, что я волнуюсь. Я всех обзвонила, я уже начала опасаться, что тебя похитили, я даже думала позвонить…
Она разжала объятия и чуть отстранилась, держа меня за плечи. Теперь я увидел, что она плакала раньше и вот-вот заплачет снова, и мне стало неловко и стыдно, хотя я был ни в чем не виноват. Мне кажется, никто не может заставить тебя ощутить себя полным дерьмом так эффективно, как родная мать.
– Это Лиз? – спросила она и тут же ответила сама себе: – Да, она. – И добавила глухим, беспощадным голосом: – Эта сука.
– Мне пришлось с ней поехать, мам, – сказал я. – Я не мог не поехать.
И тоже расплакался.
28
Мы поднялись в квартиру. Мама сварила кофе и налила мне чашку. Я впервые в жизни пил кофе и подсел на него сразу и навсегда. Я рассказал ей почти все. Как Лиз дожидалась меня у школы. Как она сказала, что надо найти последнюю бомбу Подрывника, потому что иначе могут погибнуть люди. Как мы поехали сначала в больницу, а потом к дому, где жил Террьо. Я даже рассказал маме, как жутко выглядел Террьо с его простреленной, наполовину развороченной головой. Но я не стал ей рассказывать, как увидел Террьо рядом с машиной Лиз, когда он стоял так близко ко мне, что мог бы схватить меня за руку… если мертвые могут хватать живых, чего я не знаю и знать не хочу. И я не стал пересказывать его прощальные слова, но когда я лег спать, они гремели у меня в голове, как надтреснутый колокол: «Еще увидимся… Чемпион».
Слушая мой рассказ, мама твердила «ясно» и «я понимаю», хотя было видно, что она страшно расстроена. Но ей нужно было узнать, что происходит на Лонг-Айленде, да и мне самому тоже хотелось узнать. Мама включила телевизор, и мы сели смотреть новости. Льюс Додли с «Первого нью-йоркского» вел репортаж с пустой улицы, перегороженной полицейскими кордонами.