— Это они о столбик лично ударились, — показал Савва Чемерис на телеграфный столб, возле которого лежал Подогретый.
Коляда собрал все свое благородство и гуманизм, слепил из снега что-то похожее на голову Макара и приложил к шишке.
Когда Подогретый открыл глаза, Коляда с Саввой Чемерисом помогли ему встать на ноги.
— Это вы о столбик, — опять повторил Савва, — если б ударились жилкой, что возле уха, то завтра лично и хоронили б. А так, слава богу…
— Это же вы меня перевернули, чтоб вам!..
— Вы, товарищ голова, не матюкайтесь. Разве я виноват, что кони испугались и полозок сломался?.. Сам я вот лично тоже кожух разорвал… Если б ехали потихоньку, то хоть и перевернулись, но ничего б не было. А вы меня подгоняли, чтобы мы быстрее товарища Коляды приехали…
— Да замолчите!
— Почему я должен молчать, если моя правда? Я вам говорил, что дорога скользкая. Архимандрит на передние ноги не кованный, а вы мне: «Жми, гони, чтоб Коляда не приперся в райком раньше нас…» Я и гнал, дурак, а теперь вот кожух чини…
— Ничего я вам, дядько Савва, о Семене Федоровиче не говорил.
— Как же не говорили, когда говорили? Я говорю…
— Не слушай его, Семен. — Подогретый пощупал шишку, — Завези домой, а то помру.
Коляда усадил Макара в машину и сказал шоферу:
— Давай назад…
— А они ж говорили, что сегодня в райкоме решается их судьба… И что вы… — начал было Савва.
— Вы меньше слушайте, что говорят, — перебил его Коляда. — Видите, вон какая цаца на лбу у Макара Олексиевича? Я такой, говоря по правде, еще не видел.
Олена окаменела, когда в хату вошли Макар и Коляда.
— Кто ж тебя так размалевал?! — Она всплеснула руками и заголосила: — Ой, боже мой, уже среди белого дня разбой пошел! А ты ж всем угождаешь и слу-у-жишь!
— Да это я с саней упал, не галди. Спасибо Семену Федоровичу, подоспел, а то мог бы и дуба врезать в той канаве.
— Ложись быстрее, да врача пусть привезут, — кинулась к кровати Олена.
— Ты лучше на стол нам что-нибудь поставь. Ничего со мной не случится. — Макар подошел к зеркалу и общупал черно-сине-красную шишку.
— А может, у тебя сотрясение мозга? — Глаза Олены наполнились ужасом. — Все видишь и слышишь?
— Никакого у меня сотрясения. Шумит в голове, как в мельнице, но все слышу, — ответил Макар, но на всякий случай начал повторять таблицу умножения.
Когда насмерть перепуганный Олег Дынька, услышав конечно же от Михея о дорожных происшествиях Коляды и Подогретого, прибежал в хату Макара Олексиевича, то перед ним предстала совершенно мирная картина: под огромнейшим плакатом, который призывал отдыхать только на курортах Южного берега Крыма, сидели, обнявшись, два председателя и вели очень милый разговор. В стороне на лавке примостилась с мокрым рушником Олена. Дыньку тоже посадили за стол, но особого внимания не уделяли. Перед Колядой лежала раскрытая папка с газетными вырезками, в которую он тыкал пальцем: