— Скажи мне, если будет больно.
— Не будет, — покачал он головой, но немного напрягся.
Она начала тянуть ровно, с нарастающей силой, которая скоро превысила ту, что могла бы порвать обычный металл. Но ни стержень, ни сам браслет даже не шелохнулись. Свободной рукой Джинн изо всех сил вцепился в перила, и в конце концов женщина поняла, что сломаются либо перила, либо он сам, а браслет останется цел.
Она перестала тянуть, ослабила хватку и взглянула ему в глаза. В них было разочарование.
— Прости, — вздохнула она.
Несколько мгновений он смотрел на нее, словно не видел, а потом выдернул руку и отвернулся:
— Думаю, никакая сила в мире его не сломает, но спасибо, что попыталась. — Чтобы чем-то занять руки, он начал сворачивать сигарету. — Уже поздно. Ты, наверное, скоро захочешь домой?
— Да, — шепнула она.
По крышам они брели обратно, мимо мужчин, завтракающих хлебом и пивом, мимо мальчишек, прижимающихся друг к другу под тонким одеялом, мимо Скотти, так и уснувшего у стены. Неподалеку от ее пансиона они нашли подходящую пожарную лестницу с редкими ржавыми ступенями и осторожно спустились. В переулке они, как всегда, распрощались. Заворачивая за угол, она обернулась и удивилась, когда увидела, что он стоит на месте и словно в глубокой растерянности смотрит ей вслед: высокий человек со светящимся лицом, такой странный и так хорошо ей знакомый.
* * *
Арбели был прав, когда предрекал большой интерес с жестяному потолку. По кварталу разнесся слух, что этот бедуин, ученик жестянщика, создает какую-то невиданную металлическую скульптуру, которая скоро украсит вестибюль в доме Малуфа. Скоро в маленькой мастерской стало не протолкнуться от посетителей. Самому Джинну постоянные гости быстро надоели, и он даже не пытался казаться вежливым. В конце концов Арбели пришлось закрыть доступ в мастерскую для всех, кроме клиентов.
Исключение сделали только для юного Мэтью Мунсефа. Теперь мальчик проводил в мастерской все свободное от школы время и, не отрывая глаз, наблюдал за работой Джинна. Тот, вопреки ожиданиям, нисколько не возражал против присутствия мальчишки, чему, вероятно, немало способствовала молчаливость последнего. Порою Джинн давал ему какие-то мелкие поручения и отправлял с заданиями, а сам пользовался этими моментами, чтобы использовать колдовскую силу своих рук. За оказанные услуги Джинн давал мальчику мелкие монетки, а если бывал в хорошем настроении, делал из обрезков жести забавные фигурки животных.
Сперва Джинн в азарте посчитал, что закончит потолок за четыре, максимум за пять дней, но в реальности все оказалось не так просто. Никогда прежде ему не приходилось работать по таким точным техническим требованиям. Снять приблизительные размеры потолка оказалось недостаточно: это надо было сделать с точностью до миллиметра, иначе потолок просто не встал бы на место. Целый день Джинн провел в вестибюле на стремянке, снова и снова измеряя и выкрикивая цифры, которые Мэтью аккуратно записывал в маленький блокнотик. Потом нужно было содрать старую плитку — грязная работа, после которой он весь был покрыт паутиной, пылью и сажей. После этого потолок надо было заново зашпаклевать и хорошо выровнять. Все это требовало массу труда и терпения. Не раз Джинну хотелось все бросить и даже сплавить все панно в один слиток жести, но что-то его останавливало. Потолок принадлежал уже не ему одному, а всем: Малуфу, Мэтью, Арбели, обитателям дома и просто соседям, которые останавливали его на улице и спрашивали, как идут дела. В каком-то смысле у Джинна больше не было на него прав.