* * *
Еще не было и половины шестого, а София Уинстон уже сидела в одиночестве за длинным столом, пила чай и ела тосты. Первые девятнадцать лет своей жизни София не считалась ранней пташкой и обычно валялась в постели до тех пор, пока мать не присылала горничную, чтобы разбудить и одеть ее. Теперь же она поднималась и начинала дрожать еще до рассвета. Несчастной горничной тоже приходилось вставать в такую рань, затапливать камин в столовой и готовить завтрак молодой хозяйке. Потом она разжигала огонь и в комнате Софии, куда та возвращалась после завтрака, и только после этого могла вернуться к себе и снова рухнуть в кровать.
К своему удивлению, София обнаружила, что ей нравится вставать раньше всех в доме. Она предпочитала сидеть в одиночестве, читать отцовские путевые дневники и прихлебывать чай под треск камина. Единственным, что раздражало ее в эти часы, был ее собственный портрет в костюме турецкой принцессы — подарок Чарльза в честь помолвки. Портрет явно не удался. Девушка на полотне казалась не величественной, а почему-то грустной и виноватой, а ее глаза были опущены в пол. Она походила не на принцессу, а скорее на одалиску, захваченную в плен и примирившуюся со своей участью. Бедный Чарльз, кажется, очень расстроился, когда портрет был готов. Потом жених был очень молчалив за ужином и, пока София ела суп, не сводил глаз с ее дрожащей руки. Мать девушки решила, что портрет будет висеть не в главном зале, а в столовой, словно в наказание за то, что не оправдал ожиданий.
Девушка пила чай и поглядывала на часы. Ее отец обычно просыпался в шесть. Чуть позже он спустится за газетами, а потом к нему присоединится и ее мать, чтобы обсудить планы на день. Маленький Джордж улизнет от гувернантки и тоже примчится сюда за порцией утренних поцелуев. И хоть София и ценила свое утреннее одиночество, вся эта суматоха нисколько не раздражала ее. Она служила коротким, но необходимым напоминанием о том, что они по-прежнему одна семья.
Она уже допивала чай, когда из холла до нее донеслись торопливые шаги. Едва она успела подумать, что для гостей, пожалуй, рановато и что она не слышала звонка, как в столовую донесся повышенный голос одного из лакеев, а потом требовательный и громкий женский голос, что-то ему ответивший. Раздался крик, двери столовой распахнулись, и в проеме возникло поразительное видение: самая высокая женщина, какую Софии доводилось видеть, неким образом державшая на руках взрослого мужчину.
— Простите, что врываемся, — сказала она с заметным акцентом, — но нам нужен ваш камин.