Новый Кремль из красного кирпича стал символом твердости и величия московской власти. Мало кто помнил прежние белокаменные стены, строенные еще в позапрошлом веке, выдержавшие не одну осаду, не один пожар. Кремль был нагроможден тогда темными бревенчатыми хоромами, и над всем этим возвышались единственные каменные сооружения внутри Кремля – три храма, выстроенные еще Иваном Калитой…[2] Отец отстроил Кремль заново. Взвились вверх шатры могучих кирпичных башен, уродливые нагромождения деревянных хором снесены, а итальянские мастера перестроили Успенский и Архангельский соборы, с тех пор сочетавшие в себе архитектуру древней Владимирской Руси и европейского Возрождения. Отец обустраивал и расширял Москву, и под началом его она неотвратимо становилась центром будущей России. И уже не за горами Московское царство, во тьму веков навсегда уходила эпоха кровавых междоусобиц, татарского ига, разрозненного, расчлененного государства…
И ради всего этого отец не пожалел и своих родных братьев. Вспомнил Юрий, как Иван Великий бросил в темницу младшего брата, Андрея, и его сыновей и отвечал митрополиту, пришедшему вступиться за них:
– Жаль мне очень брата, но освободить его не могу, ибо не раз замышлял он на меня зло; когда я умру, то он будет искать великого княжения подо внуком моим, и если сам не добудет, то смутит детей моих, и станут они воевать друг с другом, а татары будут Русскую землю губить, жечь и пленять и дань опять наложат, и кровь христианская опять будет литься, как прежде, и все мои труды останутся напрасны, и вы будете рабами татар…
Тогда Иван Великий вступался за Дмитрия, внука от старшего сына, Ивана, рано умершего. Дмитрий в обход Василия был объявлен наследником московского стола, но затем отец раздумал отдавать власть ребенку, и Василий, став великим князем, не пощадил малолетнего племянника, сгноил в темнице. Только так великие князья сохраняли единство державы, ибо все помнили еще, как дед, Василий Темный, воевал долго за Москву: сначала с дядей, а затем с его сыном, коим был даже ослеплен. Во имя сохранения мира на Русской земле оставшиеся князья Рюриковичи истребляли друг друга…
Юрий помнил и знал все это, и теперь, когда в памяти его отчетливо возникли образы прошлого, он твердо решил, что первым не начнет мятеж. Но участь его была предрешена.
За окном послышался какой-то шум, крики, с десяток человек осветили пламенниками двор. Лаяли собаки, звучала ругань, звон выхваченных из ножен сабель – на пути незваных гостей встала княжеская стража. Не мешкая, Юрий Иоаннович, дабы не допустить резни, выскочил во двор, в холод, без шубы, и все тут же замерли, поглядев на него. Огни трещали на морозе. Князь безмолвно обводил всех тяжелым взглядом, уже все понимая. Рука по привычке хотела лечь на рукоять сабли, но у пояса ее не оказалось – князь ранее отцепил оружие.