Вот уже сотню лет русская Церковь была независима от константинопольского патриархата, с тех пор как прадед Иоанна, великий князь Василий Темный, противясь унии греческого духовенства с католиками, сам назначил митрополита (до этого на русскую митрополию назначали лишь в Константинополе). При Иоанне Россия уже безоговорочно считала себя Третьим Римом, преемницей Византии, и признание Дионисием царского титула было небольшой, но весьма важной формальностью. Ибо, если владыка всей православной веры назовет Иоанна «царем» (что все же приравнивалось к титулам «император» и «цезарь»), тогда Россия, бесспорно, признается преемницей Второго Рима и становится главным оплотом православия…
После застолья царь принимал Иоасафа вместе с Макарием – Иоанн, сверкая золотом на атласной одежде, Макарий же в черной митрополичьей рясе выглядел куда скромнее, но не менее величественно.
– Послан я патриархом вселенским за милостынею, коя необходима в борьбе с безбожными турками…
Ни Иоанн, ни Макарий, конечно, не верили, что деньги константинопольскому престолу нужны именно для этого, но помощь эта была им на руку.
– Что ж, пошлю патриарху на огражение монастыря вашего две тысячи золотых соболей, – кивнув, отвечал Иоанн. Макарий добавил, что от московской митрополии будет выплачена милостыня в том же размере.
В пору, когда на Руси праздновали Рождество и Святки, Иоасаф покидал Москву вместе с посланником государя – с мудрым и умнейшим архимандритом Феодоритом, коему приказано было якобы довезти дары и вручить их. На самом деле Феодорит и должен был заполучить утвердительную грамоту от константинопольского патриарха, доказывающую, что Иоанн по праву носит царский титул.
Едва Иоасаф покинул Москву, прибыл александрийский патриарх Иоаким, коего встречали так же пышно и торжественно. Старец тоже приехал за милостыней, мол, стены Синайской обители обветшали. Иоанн обещал помочь и начал собирать посольство в Иерусалим, Константинополь, Синайскую гору и Египет, отправляя местным патриархам и архиепископам богатые дары – тысячи золотых монет, меха, шубы.
Адашев, поджав губы, наблюдал, как Кремль покидают нагруженные до предела телеги, окруженные плотным кольцом стражи.
– Ну, ежели после этого, государь, тебя царем не признают они, так пропади оно все! – с досадой проговорил он и сплюнул. – И пусть только попробуют усомниться в том, что ты преемник римских кесарей! Вон, со всех концов мира православные владыки стремятся к твоей щедрой руке и просят помощи! Где еще может быть оплот веры нашей, как не здесь, в Третьем Риме?