Услышав, кто пришел к нему, Герберштейн тут же велел принять Семена и обещал устроить встречу с королем. Семен попросил растопить баню или хотя бы принести бочку с водой, дабы смыть дорожную грязь, Герберштейн несколько смутился – европейцы мылись тогда редко, но велел слугам отмыть и переодеть знатного московита.
– Ехать через Венгрию было вашей большой ошибкой! – говаривал Герберштейн. – Там давно идет война! Разруха! Часть венгров избрала своим королем его величество Фердинанда, другая же борется под знаменами трансильванского князя Яноша Запольяи. Вы не помните, были ли с теми, кто обобрал вас, какие-то знамена?… Нет? Немудрено, ведь это могли быть и просто грабители. Как жаль! Я буду просить его величество возместить вам хотя бы часть этого ущерба…
Король принял их через несколько дней, и разговор его с Семеном был недолгим. Фердинанд безразлично рассматривал гостя уставшими полуприкрытыми глазами, пока Герберштейн представлял Семена. Его никак не тронул приезд Бельского, он никогда не слышал ни о Рязани, ни о Белом княжестве. Семен не знал, куда себя деть. При разговоре о возмещении ему отобранных в Венгрии денег король вздохнул и развел руками, мол, денег сейчас нет, ибо много забот и расходов. Зато он приказал сопроводить Бельского в Венецию и посадить на определенную галеру, на которой князь сможет отправиться в Константинополь. На этом прием был закончен. Бельский, стиснув зубы, поклонился и поспешил покинуть зал.
– Как жаль! – сокрушался Герберштейн. – Но у короля действительно много забот! Еще эта война… К тому же он скоро выдает свою старшую дочь за сына польского короля, юного Сигизмунда…
«Да пропадите вы все!» – раздраженно подумал Бельский и попросил посла отправить его в Венецию сегодня же…
И вот, увидев причудливый город, стоящий на воде, и где по улицам перебираются лишь на лодках, он наконец сел в указанную галеру. Уплывая, все думал о том, что европейцы так далеки от русичей! Другая культура, вера, обычаи, привычки, все другое! Неуютно ему было средь них! Даже литвины и ляхи – и того ближе, чем эти холодные, неприветливые германцы и громкие, наглые фряги.
Венеция, кишащая людьми, лодками и судами, все больше отдалялась, но сейчас князь с тоской думал, что где-то там, будто в совсем другом мире, стоит матушка-Москва со своим каменным Кремлем и деревянными теремами, и где-то там родительский дом и негаснущий свет в оконце… Предательски защипало глаза, и он, собравшись с духом, переборол себя. Поздно горевать! Назад пути нет…
– Константинополь! Город впереди! – послышался крик одного из моряков, и Семен, до этого боровшийся с очередным рвотным позывом, вдруг ощутил облегчение, подбежал к носу корабля и, вытягивая шею, стал жадно вглядываться в проступающие сквозь туман очертания города.