Мылыш негромко замычал из угла.
– Сиди дома и никуда не выходи. Понял меня? Я скоро вернусь. А если не вернусь… Ты запомнил того нищего?
Малыш уверенно кивнул.
Палач перекрестил Малыша и вышел на звездную ночь.
Та ночь показалась Малышу вечностью. Он бродил по дому, ощупывал предметы, пытаясь разговаривать с ними, ложился на пол, свернувшись калачиком, подходил к входной двери и прислушивался. Выхлестал полкувшина вина. Наконец забрезжил рассвет. Вино притупило чувство тревоги и дало расслабление. Малыша сморило, и он задремал прямо на ступеньках, уронив голову на скрещенные руки. И вдруг прямо над головой он услышал голос:
– Почему не в постели?
Малыш радостно замычал.
– Я убил его. Нет – коленные чашечки вырезать не стал. Племянник все ж. Хотя нарушать традиции нехорошо. – Он тщательно вытер кровь с цвайхандера и вернул меч на место. – Ложись. А как проснешься – нас ждет латынь. А еще я научу тебя этому! – Он кивнул на меч. – И этому! – и чуть присев, выпрыгнул, разогнул в воздухе правую ногу – Счах! – Нога стремительно описала дугу и врезалась всей ступней в стену. Камни от удара шевельнулись, выбросив облачко пыли.
Палач отвел за спину перевязанную тряпкой левую руку и пошел в свою комнату.
Курбат Никифоров вернулся на хутор уже под утро. Бледная полоска света поднималась над горизонтом, и верхушки деревьев постепенно начинали проступать из тьмы. Он прошел в горницу, скинул кафтан и устроился рядом с Матреной.
– Где ты был? – спросила женщина, поворачиваясь.
– Да так, с небушком беседовал, – ответил Курбат.
– А Рыжий тоже беседовал?
– Вот и имя у него теперича есть.
– Обними меня! В следующий раз возьми с собой? – Матрена прижалась к Курбату.
– Да ничего тама интересного. Ночь как ночь, ети ее…Ты, Матренушка, в дела мои не лезь. Ты меня дома дожидайся.
– Ладно, Курбатушка. Сегодня баню истоплю. А ты спи-отсыпайся.
– Ох, погляжу на тебя в баньке-то! – Никифоров хотел еще что-то сказать, но прикусил язык и скоро провалился в сон.
Проснулся только к обеду. Пошарил рукой по лавке – Матрены не было. Он быстро встал, вышел на двор и плеснул себе на лицо несколько пригоршней воды из кадки.
– Ледок-то знатный! – весело крикнул сам себе и пошел по двору искать Матрену.
Покликал, сложив ладони у рта. Женщина отозвалась из бани. Он толкнул дверь. Матрена, согнувшись, намывала полы в предбаннике. Тяжелая коса выбилась из-под плата. Наклон увеличивал ширину бедер и подчеркивал линию талии. У Курбата сладко защемило в груди.
– Ты долго аль как? – В его голосе резко зазвучала хрипотца истомы.