«Я подумаю, что с тобой делать, – сказала мне эта женщина ночью, на крепостной стене, зная, что ее муж и убийца мужа лежат мертвыми у подножия, а я тоже мертвец, только не здесь и не сейчас. – Но выбор, разумеется, за тобой. Иначе не жалуйся.»
Гнев разъедал мое сердце. Язвил душу, будто конский пот – голые бедра седока.
«Шкуру набрось или попону, – дал совет Главк-Лошадник, мой земной отец, – а потом садись. Иначе конский пот ноги до костей разъест. Только имей в виду: удержаться у коня на спине – дело непростое. Раз, и свалился.»
Плевать хотела Сфенебея на мои терзания.
– Ты лжешь! – крикнула она, как плюнула.
Эхом двухлетней давности отдалось:
«И ты рассчитываешь, что я поверю этому?»
Покои в аргосском дворце. Смятая постель. Женщина на ложе. Белое лицо, черные замыслы. Острый запах опасности.
– Почему ты вырвался? Почему кричал?
Гидра уползла. Служанки сбежали. Болота Лерны превратились в гостевые покои аргосского дворца.
– Я слишком стара для тебя?
Меня бьет озноб: от страха, от стыда, сам не знаю, от чего еще.
– У моего сына на тебя планы, – задумчиво произносит Сфенебея. – Большие планы. Раньше я считала это пустой блажью. Сейчас я затрудняюсь с ответом. Это или подарок судьбы, или пугающая ошибка. Очень большие планы; очень большая ошибка.
Пегас бешено заржал. Взбрыкнул в воздухе, словно собрался встать на дыбы посреди полета. Наши сердца мощно бились в унисон. Чья кровь бежит сейчас в моих жилах? Общая?!
Чья бы ни была, кровь молотом ударила мне в голову. Мне казалось, что я сумел подавить гнев; нет, я ошибся. Гнев никуда не делся. Бурлил в венах, ядом растекался по телу, искал выхода, мечтал освободиться. Свобода! Чистая, не знающая ограничений свобода. Я – свобода, а мне подбрасывают золотые цепи. Говорят: «У моего сына на тебя планы. Большие планы…»
Очень большие планы. Очень большая ошибка.
Я хотел отвернуться и не смог. Прикипел взглядом к гротесковой маске, искаженному лицу Сфенебеи. Смотрел сверху вниз, а казалось, что смотрю снизу вверх.
– Ты, что ли, изгнанник?
Насмешка.
– Так ты изгнанник или просто бродяга?
– Изгнанник.
– Тогда радуйся, Гиппоной, сын Главка.
Между накидкой и пеплосом – мертвый лик статуи из пентеликонского мрамора.
– Я Сфенебея, дочь Антии.
– Радуйся, Сфенебея, дочь… Зови меня Беллерофонтом.
– Полагаешь, новое имя лучше прежнего?
Встать мне не предлагают. Оставляют в пыли.
Губы Сфенебеи шевелились. Она что-то говорила. Кричала. Вопила что есть сил. Содрогалась всем телом. Ярость и злоба брызгали из черной пещеры рта.
Я ее не слышал.
Раньше она не желала слышать меня. Теперь мы поменялись местами. Я был глух к ней-сегодняшней, к постылому неблагодарному грузу, жалко обвисшему на холке раздраженного Пегаса. Но слух мой был чуток к словам, прозвучавшим на аргосской стене.