– Придержала бы, – Гефест тоже пожал плечами.
У него это вышло впечатляюще.
Гефест был точной копией своих статуй; ну, то есть наоборот. Ростом выше меня на ладонь – это я уже научился понимать как знак расположения – он тем не менее казался огромным. Литые плечи, покатые валуны мышц. Волосатые руки в запястьях толщиной с мое бедро. Крупные, грубые черты лица, до глаз заросшего буйной черной бородой. В складки и поры кожи намертво въелась угольная гарь и копоть, делая лицо еще более резким, рельефным. Торс богатыря; кривые ноги калеки. Фартук из бычьей кожи. С пропалинами, как у мастера Акаманта. Как у любого кузнеца, смертного или бессмертного.
Боги переговаривались так, будто меня здесь не было. Я терпеливо ждал, пока они закончат. Это все Гермий. Приучил-таки не перебивать олимпийцев.
Вот, дождался.
– Радуйся, могучий Гефест, величайший из мастеров!
Бог хмыкнул в бороду.
– А он ничего, – сообщил кузнец Афине. – Умнее, чем выглядит. Радуйся и ты, красавчик. Ручки обжечь не боишься?
– Боюсь, – честно признался я.
– Ха! Он мне нравится, этот щенок! Ну, держи, коли так.
Уродливо качнувшись, Гефест шагнул ближе. Протянул мне свою ношу. Копье? Стрела? Дротик? Оружие, сияя электром, не давало себя рассмотреть даже вблизи. Подобно аору в руках Хрисаора, оно плавилось, текло, едва заметно подрагивало в лихорадочном предвкушении. Оружию не терпелось ринуться в убийственный полет, пронзить цель – жертву! – насквозь, сжечь, испепелить…
Я, Метатель-Убийца, понимал его, как никто. Лучшее в мире оружие! Молния Громовержца, выкованная из Тифонова огня. Жадное нетерпение молнии передалось мне, я тоже дрожал, торопил события, едва сдерживался от желания взять ее в руки.
Зубы скрипнули, как если бы я откусил его, это желание, и выплюнул. Судорога свела живот. Медленно, с величайшей осторожностью я отвел руку, уже потянувшуюся было к молнии, назад, спрятал за спину. Казалось, передо мной танцует ядовитая змея, готовая ужалить.
Заржал Пегас, весь тревога и испуг.
– Молодец!
Гефест широко ухмыльнулся. Зубы у кузнеца были крупные, белые, невозможно ровные. У людей таких не бывает, даже у молодых. Должно быть, Гефест услышал скрип моих зубов, вот и показал свои.
– Соображаешь, щенок. Я в тебе не ошибся.
– С ума сошел?! В Тартар твои шуточки! – Афина опоздала и знала это. Богиня кипела от злости. – Вот взял бы он и сгорел дотла! Что тогда?
– Сгорел бы, значит, туда и дорога. Я дураку молнии не доверил бы. А ты? Вот, к примеру, дурак, а вот твое копье. Дашь, а?
Афина сочла за благо промолчать. Гефест был доволен дважды: и тем, что я успешно прошел проверку, и тем, как он сам уел сестру, воплощенную мудрость. Надо же, боги, а грызутся и подначивают друг дружку точь-в-точь как мы, люди.