— Я признаюсь, что плохо поступала в прежней жизни, до того, как король женился на мне, но я продолжаю твердо отрицать, что совершила супружескую измену. Преподобный отец, именем Господа, Его святых ангелов и спасением души клянусь, что я не виновна в тех деяниях, за которые мне вынесли приговор! Я не оскверняла ложа своего супруга! — Это была правда: она ни разу не позволила Тому овладеть собой так, как муж владеет женой. — А что касается ошибок и глупостей, совершенных в юности, я не ищу прощения за них. Господь будет мне судьей, в своем милосердии Он простит меня, о чем я прошу вас молить вместе со мной Его Сына, моего Спасителя Христа.
Епископ возложил руку ей на голову и даровал отпущение грехов. Потом они вместе стояли на коленях в молитве, и Екатерина вновь залилась слезами, вспомнив, что ждало ее впереди.
— Держитесь крепко своей решимости, дитя мое, — сказал епископ. — На вас теперь лежит благословение, вы во всеоружии и можете противостоять любым духовным опасностям. Помните, вы не одна. — Он говорил так убежденно и твердо, что Екатерина слегка утешилась.
Когда епископ собрался уходить, она потянула его за рукав и сказала:
— Я разрешаю вам передать сказанное мной на исповеди его величеству. Пусть он знает, что я не предавала его, как он думает.
Епископ кивнул, осенил ее крестом и ушел.
«Я не одна. Я не одна», — твердила себе Екатерина, чтобы обрести спокойствие.
Уснуть было трудно: мешали неотступный страх, странная обстановка и неспособность забыть, что она в Тауэре и осуждена на смерть. Завтра в любой момент за ней могут прийти…
Утром, когда явился сэр Джон Гейдж пожелать ей доброго дня и спросить, как она спала, Екатерина подскочила от страха. Это ожидание, эта неизвестность были ужасны.
Екатерина больше не могла сдерживаться.
— Сэр Джон, когда это случится? — выпалила она.
— Мадам, я пока не получил никаких инструкций. Будьте уверены, вам отпустят время, чтобы подготовиться.
Время — это теперь самое ценное, и оно истекало. Будет ли она когда-нибудь готова? Нет! Екатерина хотела жить. Хотела ощутить на щеках солнечный свет еще одного лета, дуновение апрельского ветерка и даже хлесткие удары мартовских ветров. Еще месяц, еще неделя, еще хотя бы один день был бы для нее чудесным даром. Но, может быть, ей остались считаные часы.
Она легла и зарыдала, давая волю страху и тоске. Изабель и другие дамы поспешили к ее постели.
— Я не хочу умирать! — крикнула она. — Я не делала того, в чем меня обвинили!
— Кэтрин, перестань терзать себя! — воскликнула Изабель. — Соберись с духом, будь храброй.