Стало им в дороге легче. Степанида затеянных пани Иреной разговоров не сторонилась, со своими не навязывалась, об одном только не хотела говорить — о письмах Хмельницкого. А у пани Ирены с каждой верстой интерес к этим письмам разгорался.
Дважды путешественницы видели на обочине перевернутые кареты, одна из них была обгорелая. В хорошем богатом селе с тремя храмами едва объехали кипящую толпу народа. В другом селе среди бела дня колокол ударил по-набатному, хотя пожара не было. Попадались им на дороге какие-то люди: по двое, по трое и помногу. На кибитку они смотрели так, словно прикидывали в уме нечто. Один мужик, встретившись глазами с пани Иреной, глаз не отвел, осклабился непочтительно. Шапок никто не ломал перед панской колымагой. Тревога заползала в сердце пани Ирены, большая тревога. И уже благодарила себя и Бога, что не погнала прочь Степаниду, смотрела теперь на девку, как на охранную грамоту.
Корчма под Немировом была просторная, безлюдная. К женщинам вышла хозяйка и подала гороховую похлебку.
Степанида, покрестившись на икону, принялась за еду, Пани Ирена и одной ложки не осилила. Она сидела, опершись спиной на побеленную стену, и из-под ресниц смотрела, как уплетает Степанида мерзкое варево. Неодолимая ненависть спазмой сжимала горло пани Ирене.
— Хватит жрать! — закричала она, толкнув от себя свою глиняную чашку.
Зеленоватая жижа похлебки колыхнулась, потекла на белый, выскобленный ножом стол.
Степанида положила ложку, посмотрела на пани без удивления, но и без страха. В ее глазах не было осуждения, и гнева не было.
— Степанида! Степанида! — шептала пани Ирена звеняще, перегибаясь через стол. — Я тебя из каменного мешка достала, от смерти увезла. Я тебя кормлю и пою. Храп твой по ночам, плач и стоны — терплю. Но ведь и ты должна хоть что-то для меня сделать!
— Чем же я помочь-то тебе могу? — пошевелила Степанида синими малокровными губами.
— Скажи мне всю правду про письма, какие ты носила по Лубянщине.
— Что же сказать-то?
— Правду! Есть ли в них сила?
Степанида улыбнулась.
«Какая тупая, идиотская морда!» — У пани Ирены голова закружилась, так ей захотелось ударить девку.
— Про какую правду-то спрашиваете?
— Не прикидывайся дурой! — снова закричала пани Ирена вне себя. — Не скажешь, сама я из тебя признание клещами вытяну! Вот придут мои гайдуки, так и распластаю на этой лавке. Смотри, девка, я тебе не Вишневецкий.
Степанида взяла ложку и принялась хлебать гороховую мазню.
— Я пуганая, — сказала она, откусывая хлеб.
Степанида доела похлебку, чашку вытерла кусочком хлеба, кусочек съела.