Но скоро смех у Тимоша иссяк.
— Ты чего стал мрачный? Ты мне не рад? — Обида прозвенела в голосе Исы.
— Чего мне радоваться? Я остаюсь заложником.
— Ты остаешься в Крыму! — Иса хлопнул в ладоши, вскочил на ноги. — Ай, хорошо!
— Тимош остается у хана, — объяснил Тугай-бею Богдан.
— Пусть и мой сын остается у хана. Вдвоем им будет хорошо. Они — большие друзья. — И посмотрел Богдану в глаза. — Отбрось все сомнения. Я приду к тебе в срок, который ты назначишь.
— Сколько под твоей рукой сабель?
— Шесть тысяч.
Хмельницкий, обдумывая свою мысль, улыбнулся, а потом и просиял, словно солнце всходило — и взошло.
— Буду вечный твой должник, Тугай-бей.
— Это я твой должник. Ты сына мне сберег. Скажи, когда мне надо быть у тебя?
— Ровно через месяц, день в день. Восемнадцатого апреля. Но до этого хорошо бы тебе послать небольшие отряды. Нужно сбить в степи сторожевые посты. Они стоят на пути людей, которые идут ко мне.
Тугай-бей поднялся, поднялся и Хмельницкий. Тугай-бей прижал его к своему сердцу, а казак Тугай-бея — к своему.
5
В Чуфут-Кале — каменный город караимов — прискакал Суюн-ага, чауш Ислам Гирея. Он привез ханский фирман главе общины старому Эрби. В Чуфут-Кале на житье и под надзор направлялся сын казацкого атамана Хмельницкого — Тимош.
Старый Эрби прочитал фирман и с гневом отшвырнул от себя:
— Мы никогда не примем в свой город казака!
Суюн-ага побледнел от ярости.
— Вы, не убоявшись гнева высокосановного хана, бросаете его фирман наземь! Противитесь воле его! Так знайте же, что к Балта-Тиймезу дотронется топор!
Чауш ускакал, и вожди караимов немедля короткой опасной дорогой помчались за ним следом: Балта-Тиймез — священная дубовая роща на кладбище. Догнали Суюн-агу у Салачика, одарили решительного чауша деньгами и объяснили причину своего отказа принять заложника.
— Мы не можем поручиться за жизнь молодого Хмельницкого. Многие из наших имеют к казакам кровную месть.
Суюн-ага выслушал объяснения, взвесил на руке мешочек с деньгами и, сменив гнев на милость, обещал уговорить хана отменить приказ.
Хан Ислам Гирей, услыхав о кровной мести, решил оставить Тимоша в армянском квартале, у Аветика-оглы.
6
Казачье посольство уезжало из Бахчисарая рано поутру. Положив руку на плечо Тимоша, Богдан прошелся с ним по зеленому дворику.
— Смотри тут за ними, сынок. Весточки мне будешь слать через того синеглазого монаха. Чтоб не заметили, Богу молиться ходи каждый день. Не ленись. Татары пять раз на дню молятся.
Тимош, взъерошенный, как совенок, глядел на отца — на животворную икону так не глядят.