— Уедем, — согласился пан Гилевский и поставил князя на пол.
Князь покорно ждал, когда его распеленают. Сел к столу, стуча зубами о край ковша, выпил воды.
— Я и подумать не мог, что люди творят такое над людьми, — плеснул из ковша на руку, умылся. — Надо подать слуг, пусть приготовят нас в дорогу.
4
Небо — синий купол. Под небом зелено.
Трава стояла в пояс. Цветы расшивали ее и наряжали, и казалось, что весь этот мир радуется, что люди оставили его в покое.
«Господи, уж не конец ли света приходит?» — подумала пани Мыльская, прикрывая глаза веками.
Тотчас поплыло в мозгу алое, синее, золотое — цветы полевые.
— Что же люди-то думают над своей головой?! — сказала вслух, передернув плечами от внезапного ледяного озноба.
— Ты про что? — спросил Павел.
— А вот про то, — она показала на траву. — Сколько мы земли проехали, а нигде ничего не посеяно, не посажено.
— Чем хуже, тем лучше! — Павел щелкнул вожжами. — Сами себе бунтари погибель устроят. Перемрут от голода, как мухи.
— Дурень ты, право! — в сердцах сказала пани Мыльская. — Бунтари те же работники. Перемрут они, и нам с тобой помирать. Тоже ведь ничего не посеяли… А трава рада стараться, вмиг поглотила поля.
— Она только и ждет, чтоб человек спотыкнулся. Хата не успела сгореть, а крапива — уж вот она — растет, аж скрипит!
— Безобразие человеческое скрывает. Останови-ка! — сказала пани Мыльская сыну. — Тише!
Все затаились, вслушиваясь в тишину степи. Но тишины не было. Гудели шмели и пчелы, звенели осы, сверкал голосок неведомой птицы. Что-то стрекотало, что-то скреблось, царапалось, посвистывало.
— Ничего не слышу, — тревожно завертел головой Павел.
— Ты не погоню слушай. Слушай, как земля живет.
— Фу-ты! — перевел дух Павел. — Испугала.
Свернул лошадей с дороги.
— Придется в село заезжать. Последнюю краюху хлеба съели вчера днем, — сказал Павел, ожидая, что ответит мать.
Пани Мыльская пошла по траве, трогая пальцами головки цветов. Сын, глядя матери вослед, распрягал лошадей. Ехали всю ночь, пора было и на покой.
Степь привела пани Мыльскую к обрыву. Внизу, как в чаше, которая была до краев налита голубым воздухом, словно серебряное колечко, сверкало белизною хат украинское село.
Пани Мыльская приметила тропинку и пошла по ней вниз. И как только верховой ветерок оставил ее волосы в покое, она услышала:
Ой, на Ивана на Купайла
Где ты, Александра, ночевала?
Ой, ночевала я, дивоньки, под грушкою,
Ночевала, дивоньки, с Иваном, с душкою.
Ой, ночевала я, дивоньки, под явором
С тем Иваном, дивоньки, со дьяволом.
Пани Мыльская затаилась, высматривая песню. Увидала.