Слева от тропинки — распадок. В распадке ровная белая площадка: из криницы песку нанесло.
Поставили девушки посредине той площадки вишневое деревцо — видно, не родило, вот его и срубили. Украсили вишенку венками, а сами вокруг хороводы водят и поют купальские песни.
Ой, за нашим садком
Три месяца рядком, —
пела девушка, а подруги подхватывали:
Ой, яворе-явореньку зелененький,
Туды ехал казаченько молоденький…
Пани Мыльская, стараясь не нашуметь, повернула и пошла к своим. Разбудила Павла.
— Поехали в село. У них, видно, не бунтуются. Парубки с дивчинами Купалу справляют.
5
Они попросились в крайнюю хату.
К ним вышли пожилая женщина и две молодухи: одна, видимо, дочь, другая — сноха. Молодухи сдвинули три жердины, давая лошадям въехать во двор. Двор был чисто выметен, полит водой от пыли.
— Беглецы, — сказала женщина твердо. — Господи, не приспел бы наш черед по свету мыкаться.
Сноха что-то пошептала свекрови на ухо.
— Ну и нехай жиды! — сказала хозяйка строго. — Проходите в горницу А ты, Анфиска, чем на ухо шептать, поди собери на стол.
Обедать хозяйка села вместе с беженцами, спросила:
— Далеко ли путь держите?
Пани Мыльская черпнула ложкой из чугуна, отведала. Еда была простая, но вкусная.
— Сами теперь не знаем, куда едем, — сказала она, набирая новую ложку, поняла вдруг, как стосковалась по домашней еде. — От войны бежим, а война уже и позади, и впереди… Помыкаемся, наверное, помыкаемся, да и поедем на свое пепелище. Хоть помереть-то дома.
— Да-а, — сказала хозяйка и вскинула глаза на дочку: — Анфиска где?
— Хвостом вильнула — да и была такова.
— Дождется она у меня! — в сердцах сказала хозяйка. — Вы днем-то поостерегитесь ехать. В нашем селе то же самое, что и всюду.
Поели. Пани Мыльская достала серебряную монету, подала хозяйке.
— За хлеб-соль вашу.
Хозяйка взяла монету, повертела в руках.
— Больно дорого похлебку мою ценишь. Ну да ладно, возьму твой дар. Скоро дочку замуж выдавать. Только и на свадьбах ныне невесело. Сегодня повенчались, а завтра его, глядишь, уже и везут — голова в ногах.
Дочь вздохнула, вышла из хаты, принесла два старых снопа.
— Ложитесь, поспите… Ныне и погулять людям опасно.
— Пойду лошадей напою, — сказал Павел, ему хотелось оглядеться.
— Дочка лошадей твоих напоит, — сказала хозяйка.
Делать было нечего. Павел взобрался на печь. Достал на всякий случай оба пистолета.
Хозяйка медлила уходить.
— Я сказать-то вам что хочу. Вы к Вишневецкому не езжайте. Вишневецкого казаки все равно поймают и в клочья разорвут. Столько от него беды! Послушаешь — сердце заходится. В котлах варил детишек, руки сечет, глаза колет, на колы сажает. Пустеет от него земля.