Максим Кривонос посмотрел на Данилу Выговского взглядом долгим и недобрым.
— А зачем, — спросил он, — твой брат Иван пишет сии универсалы?
— На то воля гетмана, — ответил Данила высокомерно, — Гетман боится, что поляки задержат наших послов, отправленных на сейм.
— Посылать было незачем, — Кривонос не отводил взгляда с лица Данилы. — Ну, да уж коли послали, воротить надо… Ты скажи о крестьянах. Чья это думка, крестьян отваживать от нашего общего дела? Твоя? Старшего братца твоего, Вани? Или самого Богдана?
— Почему моя? — заволновался Данила. — Совсем не моя! Да только многие у нас так думают.
— Где у нас?
— В Чигирине.
— Ишь стольный град! — Кривонос медленно накрутил на палец оселедец. — Чигиринские императоры. И много вас таких?
— Если крестьян отвадить от земли, если все казаками станут… — твердо начал Данила Выговский.
— То нашим милостям есть будет нечего! — подхватил Кривонос. — А думают ли у вас в Чигирине о том, что есть будет не только нечего, но и некому.
Лицо у Данилы дрогнуло. Молчал.
Кривонос позвал старых запорожцев.
— Распределить казаков по крестьянским купам. На деле покажите, как города нужно брать.
Через два часа Клебань пала.
12
Любит ли автор своего героя? И что это за герой, если на уме у него одно, на словах другое, на деле третье? Где же красота подвига?
Но ведь подвиг-то каков!
Между Сциллой — Турецкой империей и Харибдой — Речью Посполитой провел не кораблик — народ свой и вопреки неблагополучным стечениям обстоятельств, распрям, заговорам, непониманию соединил народ с народом, землю с землею, надежду с надеждой, правду с правдой.
Прихорашивание, умалчиванье, обеление образа Хмельницкого — канонизация во святые великого государственного деятеля не только заслоняет, но и принижает ту дальновидную, чудовищную по объему работу, которую совершил сотник с хутора Суботов.
Хранители эталонной иконы пусть припомнят тех средневековых римских пап, которые в благих целях, дабы не вызвать кривотолков и самомыслия, спрятали от верующих Библию и получили — Лютера.
Хмельницкий — сын своего народа, своей эпохи и своего класса. Вчера — сотник, сегодня — гетман, он не имел ни аппарата, ни времени на изучение настроений политических группировок внутри Украины, в Польше, в Москве, в Крыму, в Турции, в Молдавии…
Ответственность за жизнь целого народа поднимала в нем всю его казачью отвагу, но и всю хитрость степняка живущего на просторе, со всех сторон открытом не только для друзей.
Пять лет войны, когда в союзниках извечный враг, не обошлись без мелких промахов и тяжких ошибок. Но ведь политика Хмельницкого — политика победителя. Он победил, и нам, потомкам, дорога правда этой победы. Нам дорого знать, какими путями шли к воссоединению украинский и русский народы.