— Ульвира приказала надеть его.
— Ладно… Может, она что-то знает…
Длинные черные волосы каскадом спадали на грудь, немного приковывая вырез. В довершение ко всему Камлия принесла шкатулку с драгоценностями, которые ей передала Ульвира, и предложила мне самые массивные украшения: широкие золотые браслеты, тяжелые перстни и серьги с крупными бриллиантами.
— Я похожа на филанию, — резюмировала, рассматривая отражение в зеркале.
— Глупости. Филании такими красивыми не бывают… и богатыми, — возразила служанка.
Не знаю, что задумала это хитрая лисица, но у меня стойкое предчувствие, что меня втягивают в какую-то авантюру.
К полудню мы с Ульвирой вышли из дома. Я с завистью посмотрела на ее неброское платье.
— Это для твоего благополучия. И не надо на меня так глазеть, — поняла мои мысли наставница.
— Не встречала ни одной девушки, которой броский наряд помог выиграть дело в суде. Может, стоит надеть что-то попроще?
— Если бы ты была обычной девушкой — сошла бы и монашеская роба. А ты дарайя — девушка, о которой говорит весь город. Нужно поддерживать этот интерес. Людям нужны зрелища — мы им их предоставим!
Мы вышли за калитку, и у меня отнялся язык. Только чуть придя в себя, смогла произнести:
— Вы издеваетесь? На нас же все будут показывать пальцем и крутить у виска.
— Карета, как карета. Не вижу ничего необычного, — игнорировала мои протесты хромая. Перед нами стояла розовая карета. Ни черная, ни коричневая — розовая! С золотыми вензелями на дверях и такими же дисками на колесах. Запряжены в нее четыре белоснежных жеребца, на макушках которых прикреплена перьевые наконечники. — Не стой, как истукан. Нас ждет суд.
— Нас ждет клиника для душевно больных, — прошептала и села на один из белоснежных диванчиков. Внутри экипажа все пестрило розовой безвкусицей: — Я одного не пойму…
— Чего?
— Кони почему не розовые?
Ульвира широко улыбнулась, и кукольная карета тронулась.
Я любила ездить в экипаже, с любопытством разглядывая вид из окна. Сегодня впервые мне не хотелось этого. Прохожие, заприметив яркую карету, оборачивались рассмотреть ее, детвора тыкала пальцами, а старушки недовольно цокали языками.
Я задвинула занавеску. Ульвира в очередной раз ухмыльнулась. Меня раздражали ее многозначительных ухмылки. Игры, в которые она играла, были понятны только ей. Хотела ее завалить вопросами, но карета остановилась. Я скрыла тревогу и с самым непроницаемым выражением лица вышла наружу.
Передо мной оказалось здание, украшенное орнаментом из разноцветных керамических пластинок. У парадной арки стояли два нага охранника. На улице перед судом кипела жизнь: торговцы продавали фрукты, мальчишка разносил газеты, вдалеке слышался звук шарманки. Мужчины торопливо шли по своим делам, но стоило мне попасть в поле их зрения, останавливались, забывая куда идут. Их взгляды становились почти осязаемыми: они скользили по моему лицу, опускались по тонкой шее к линии декольте и вожделенно очерчивали бедра. Я старалась не смотреть в их глаза — в них было порочное желание.