Несколько попавших в японца шестидюймовых снарядов не повлияли на его резвость, зато отворот русского броненосца был встречен громовым «Банзай!». Однако, как показали дальнейшие события, бой был еще не окончен. Первый залп ослябской кормовой башни закономерно лег довольно далеко от японца. Но вот второй…
– Кажется, боги сегодня на нашей стороне, мы быстро отрываемся, – радостно потирая руки, произнес Хига, наблюдая за отворотом «Осляби», – как раз вовремя, а то мне доложили, что в погребах кормовой башни снарядов больше нет…
Фудзии не успел напомнить лейтенанту русскую поговорку «не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Они сделали это сами. После второго полного бортового залпа броненосца японский крейсер вздрогнул и, рыскнув на курсе, неожиданно завибрировал всем корпусом. Но… именно это, едва не ставшее роковым для него попадание было на русских кораблях не замечено! Первым в рубке «Адзумы» прочувствовал ситуацию командир корабля, растолкав своих офицеров, он проорал в амбушюр трубы, идущей в машинное отделение:
– Итиро! Итиро, демоны тебя побери, доклад о повреждениях, срочно!!!
– Старший механик в румпельном отделении, уточняет объем повреждений, господин капитан первого ранга! – раздался голос младшего механика. – Но что у нас погнуло вал левой машины, это я вам и сам могу сказать…
Через пару минут отозвался и стармех, его порция новостей была еще хуже. Русский 10-дюймовый бронебойный снаряд вполне оправдал свое название. Попав точно в корму «Адзумы», он пробил 89-миллиметровый броневой траверс, непонятно как продрался еще и сквозь скос бронепалубы, затем прошел навылет сквозь румпельное отделение и взорвался в только что опустевшем погребе боезапаса кормовой башни. Проходивший под полом погреба вал левой машины испытал на себе всю ярость взрыва снаряда, детонировавшего прямо над ним, и теперь все 9500 тонн крейсера вибрировали в унисон с вращением левого винта. Хуже всего было тем, кто находился в машинном отделении: им приходилось клацать зубами при каждом его обороте, то есть около ста раз в минуту.
Сквозь пробоины медленно, но верно заливало румпельное отделение, так что вскоре руль пришлось поставить прямо, а рулевую машину выключить. Теперь «Адзума» мог дать не более 16 узлов на прямой. Большая частота вращения поврежденного вала грозила разрушить сальники его биением. Маневренность крейсера, с учетом поставленного прямо пера руля и необходимости осуществлять любой поворот исключительно изменяя обороты правой и левой машин, тоже оставляла желать лучшего…