«Адзума» тем временем уже почти закончила разворот и побежала от нас. Видимо, мы все-таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намерения. Как мне потом рассказали, адмирал в рубке решил, что будем догонять сколько сможем и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У «Адзумы» в корму могут стрелять только две восьмидюймовки, но они не в состоянии пробить броневой траверз «Осляби», наша же пара десятидюймовых орудий вполне может на такой дистанции пробить кормовой траверз Адзумы. Если нам повезет и «Адзума» сбавит ход, вдвоем с «Авророй» есть шанс утопить японца, лишь бы к нему подмога не подоспела. Приказали поднять сигнал: «Авроре» вступить в кильватер «Ослябе».
Примерно через минуту крупный снаряд разорвался у основания грот-мачты, разрушив окончательно стоящие на рострах гребные суда и вызвав пожар. Трюмно-пожарный дивизион под руководством трюмного механика Успенского бросился тушить его. Однако через пару минут еще один снаряд разорвался прямо среди матросов пожарного дивизиона, разметав их, пробив навесную палубу и полностью разрушив катера. Успенский погиб, уцелевшие унесли раненых на перевязку. Пожар тем временем набирал силу, питаясь деревянными обломками. Я бросился к рострам и организовал тушение силами уцелевшей прислуги трехдюймовых орудий. Эта их доблестная работа осложнялась периодическими взрывами малокалиберных патронов, поданных к орудиям, раскиданных по палубе и теперь находящихся в огне. Но матросы работали молодецки, и пожар стал постепенно стихать.
Неожиданно меня вызвали в боевую рубку сообщением, что командир и адмирал тяжело ранены и нужно принимать командование. Добежав до третьей дымовой трубы, я внезапно воздушной волной в спину был брошен вперед и, упав на палубу, разбил лицо, однако сознание не потерял и, оглянувшись, увидел, что там, где я стоял до этого, командуя тушением пожара, в палубе зияет дыра, а вокруг лишь изуродованные мертвые тела, на которые хлещет вода из разодранных шлангов. А еще говорят, что снаряд два раза в одно место не бьет.
Как позже я узнал, его осколки вдобавок через вентиляционную шахту проникли к средней машине и повредили ее. Один попал в подшипник, который теперь сильно грелся. Нужно было остановить машину, чтобы извлечь его. Но так как на машинном телеграфе стоял «Самый полный вперед», а боевая рубка на вызовы не отвечала, мехи решили до последней возможности не стопорить машину, а подшипник охлаждать, поливая маслом.
Подбежав к боевой рубке, я увидел, что левое крыло мостика над ней превращено в руины прямым попаданием, в самой рубке все забрызгано кровью, искорежено, внутри лежат мертвые и отдельно раненые. Командир корабля был смертельно ранен в голову и бредил. Весь бледный, адмирал наш без сознания сидел, прислонившись к броне в луже крови, и зажимал руками рану на животе. Два санитара пытались разжать его руки, чтоб наложить повязку.